Тень рыцаря
Шрифт:
– А что насчет истории? И меня? – спросил я. – Почему ты ее изменил?
– A-а, насчет этого. Прошу прощения, если я тебя обидел. Понимаешь, старые легенды все такие героические, а эта смешная. А больше смеха – больше и монет. Может, лучше скажешь, в чем я ошибаюсь? Трудно точно передать все факты, а правда всегда звучит… Ну ты же знаешь…
– Правдивее? – спросил Кест.
– Точно.
– Где ты услышал эту историю? – спросил я. – Про то, что случилось в Рижу. Если тебя там не было, то откуда ты это узнал?
– «Историю
– Фалькио, – поправил я. – Фаль-ки-о.
– Точно, прошу прощения. Слухи об этом ходят уже несколько недель. Теперь нечасто услышишь хороший рассказ о плащеносцах. А деревенщина, ты же знаешь, любит подобные басни – просто приходится немного осторожничать, чтобы не услышали те, кому не надо. Рыцари, слуги герцогов и прочие. – Он хлопнул меня по плечу. – Можешь гордиться! Тем, что там произошло, – или, вернее сказать, тем, что ты там совершил. Слухи носятся быстрее, чем вор на добром коне. Скоро станешь на весь мир знаменитым!
– Скорее Фальсио станет, – хмыкнул Брасти.
– А в чем смысл истории? – спросил я.
– Что ты имеешь в виду? Это просто хорошая история, и всё, – растерялся Колвин.
– Да, но в чем… Что выносят из нее слушатели?
– A-а, зависит от толпы, полагаю. Но думаю, что большинство считают, что ты когда-нибудь появишься и будешь драться за справедливость – ты же знаешь, убьешь там всех злых герцогов и всякое такое.
– Убью герцогов?
– Ну ты же убил герцога Рижуйского. Отрубил ему голову палашом.
– Рапирой, – уточнил Кест. – Фалькио дерется на рапирах.
Трубадур смутился.
– Непонятно, как можно отрубить человеку голову рапирой. Она же легкая.
Я схватил его за плечи.
– То есть ты мотаешься по городам и рассказываешь людям, что я убил Джилларда, герцога Рижуйского?
– И не я один. Сейчас все трубадуры рассказывают эту историю. И не только в городах, но и во всех селениях. Деревенщине нравится.
– Но Джиллард жив! – воскликнул я.
– И что с того? Когда, по-твоему, живой герцог Рижуйский заезжал в деревню в глуши Арамора? Тысяча чертей, сюда сам герцог Исолт-то много лет уже не приезжал. Я убил множество лордов и герцогов. И даже раз или два убил самого короля, когда-то в прошлом. Простому народу нравится слушать про то, как убивают дворян и всякое такое.
– Дворянам не понравится, – заметил я.
– Не обращай внимания на Фальсио, – сказал Брасти, давясь смехом. – Пошли лучше найдем кувшин отличного эля, и ты расскажешь мне о девках, которые так любят монеты плащеносцев.
Колвин улыбнулся ему в ответ, и на миг мне вдруг показалось, что наконец-то встретились два брата, разлученные когда-то в детстве. Они двинулись обратно на постоялый двор.
– Я за ним пригляжу, – сказал Кест и пошел следом, отставая лишь на пару шагов.
Дариана зевнула.
– Тысяча чертей. Три дня без отдыха, но думаю, что нам лучше не оставаться на постоялом дворе. Пошли, пташка, соберем вещички и запряжем
Они тоже вернулись на постоялый двор, и я остался наедине с женщиной по имени Нера.
– Ты болван, Фалькио валь Монд. Ты это знаешь?
– Знаю, – сказал я. – Только сейчас-то за что меня так называть? Мы должны были позволить этим людям убить нас?
– Не поэтому, – ответила она. – А из-за Карефаля. Как же глупо было проворачивать грязные делишки Исолта.
– Знаешь, я начинаю понимать, почему на ваших выступлениях говорит Колвин, а не ты.
– Колвин тоже болван, – отрезала она. – Но, в отличие от тебя, не опасный. Он не станет развязывать гражданскую войну.
– Вообще-то я пытался ее остановить.
Она фыркнула.
– Тогда ты…
– Хватит уже называть меня болваном – лучше говори мне то, ради чего осталась. Святые угодники! Я думал, что барды рассказывают людям истории, а не бросаются оскорблениями.
Она подняла брови.
– Ты проявил невежество во второй раз. Давай еще разок, ибо боги любят троицу.
– Хорошо. Вижу я барда, который скитается по городам и весям с не самым лучшим трубадуром-сказителем, и начинаю думать: а не ходит ли этот человек за мной по пятам, не шпионит ли?
– Гм-м. Не складывается – похоже, остроумие твое окончательно иссякло.
– Почему это?
– Барды рассказывают истории, да, а ты как-то слишком легко сбрасываешь это со счетов. Потому что именно истории вдохновляют людей и ведут к изменениям. Истории заставляют их поверить, что жизнь может стать лучше. А еще мы собираем истории. Наше дело заключается в том, чтобы путешествовать по стране и описывать великие изменения в мире, сохраняя их, подобно тому как вы, шкурники, храните законы.
– Не называй нас шкурниками, – предупредил я.
– Надо же. Даже вы, плащеносцы, не знаете своей истории. Шкурники – это не оскорбление, а древнее название величайшего ордена. Такое же, как барды и рейнджеры или…
– «Шкурник» означает «драная шкура».
– Ну да, а «бард» переводится как «горлодер» или «сорванное горло». Это наш знак чести. Мы так много странствуем и поем с такой страстью, что наши голоса срываются от напряжения.
А плащеносцы сражаются за закон, пока их собственные шкуры не раздерутся. Я никогда раньше не слышал подобного объяснения, но оно показалось мне вполне правдоподобным.
– Значит, ты осталась тут, чтобы преподать мне урок истории? Она покачала головой.
– Нет, предупредить тебя. Тебя обманули, использовали, чтобы ты погасил восстание.
– Я и так это знаю.
– Знаешь, Колвин не просто так стал менять свой рассказ. Слухи быстро распространяются, и вскоре люди заговорят о том, как Фалькио валь Монд перешел на сторону герцогов и рыцарей, а не остался с простым народом – и не беспокойся, в этот раз они запомнят, что тебя зовут Фаль-ки-о.
Я задумался. Наверное, она права, но это ничего не меняло.