Тень скитальца
Шрифт:
– Можешь сходить туда, Лу. Чёрт, конечно, можешь! Я представлю тебя, но... Полегче там, ладно? Не надо снова нервировать этих старых макаронников. Понимаешь, у Малыша Кармина там родственники есть...
Я пообещал ему не наседать.
Но тогда я и понятия не имел, какое осиное гнездо я готов потревожить.
И к чему это приведёт.
* * *
На следующий день мы с Элизабет стояли в 66-ом доме по Колледж-стрит и слушали старика - владельца этого
Джонни Шейкс замолвил за нас словечко, и вот мы стояли на лужайке во внутреннем дворике и смотрели на высокий дом в колониальном стиле, увенчанный островерхой крышей.
Как и от большинства домов в Провиденсе, от этого пахло вековой старостью. Глядя на него сразу представляешь, как много столетий тому назад из его маленьких застеклённых окон были видны лишь редкие фермы и сельская местность.
Старика звали Гиббонс, и он любил поговорить.
– Помню ли я? Чёрт, конечно, помню! Я в то время жил на Федерал-Хилл. Был жуткий скандал. Все те старые итальянцы переполошились. Палили свечи и перебирали чётки... Чёрт, да это напоминало какой-то карнавал! Безумие какое-то...
Он покачал головой и поднял на меня свои водянистые глаза.
Все говорили о призраках, приведениях и прочей жути. Естественно, это всё чушь собачья! Но те итальянцы такие смешные: верили во все эти суеверия. Они говорили, что какой-то парень, Блейк, пробрался внутрь старой Церкви Звёздной Мудрости на Федерал-Хилл и вызвал из ада самого дьявола... Что-то вроде того.
– А потом начались странные вещи. В июле разразилась гроза с молниями, везде вырубилось электричество, и весь город погрузился во тьму. Итальяшки чуть не посходили с ума, собрались у церкви с зажжёнными свечами, утверждая, что этот жуткий монстр боится света. А спустя некоторое время этого парнишку, Блейка, ударило электрическим током. Чушь, конечно. Вот и всё, что я знаю.
Я не поверил последней фразе Гиббонса.
Да, его память была кристально чиста, и он прекрасно помнил события тех дней, но я по глазам видел, что он верит в намного большие вещи, чем готов мне рассказать.
Пока он пытался уверить нас, что не такой сумасшедший, как все остальные, и не верит в эту чепуху, я окинул взглядом дом.
Он выглядел ухоженным, по большей части, но от одного взгляда на здание у меня мурашки забегали по телу.
Он мне не нравился.
Я ни в малейшей степени не купился на жуткие истории, но вот этот дом был странным.
Окна на верхнем этаже были заколочены досками. Возможно, чтобы кто-то или что-то не выбралось наружу.
– А что с окнами на верхнем этаже?
– спросил я.
Гиббонс стёр со лба пот.
– Ну, когда я сюда въехал, они уже были заколочены. Я снимаю оставшуюся часть. Владелец хотел, чтобы они были заколочены, а кто я такой, чтобы спорить? Нам больше никто не живёт. Это были комнаты Блейка.
– Именно их мы и пришли осмотреть, - произнесла Элизабет.
Гиббонс покачал головой.
–
– И никто после Блейка там не жил?
– уточнил я.
Гиббонс вытер губы тыльной стороной кисти.
– Никто. И вряд ли кто-то будет. Я иногда слышу кое-что. Знаете, эти звуки старых домов...
– Какие звуки?
– Ну... Удары, стук, что-то такое... Царапание. Нет, это всё, конечно, чепуха. Просто байки про призраков.
– Что ж, пойдёмте, взглянем.
Гиббонсу эта идея не понравилась, но он не посмел возразить, после того, как за нас попросил Джонни. Возможно, он ходит у того в должниках.
Внутри это был типичный для эпохи короля Георга дом с резными деревянным деталями и классическими шестипанельными дверями.
Мы почти могли ощутить запах веков внутри дома; жизни, которыми пропитались его стены.
Гиббонс подвёл нас к винтовой лестнице.
Он вытянул ладонь, как швейцар, ожидающий доллар на чай.
– Джонни сказал, у вас для меня кое-что есть.
Я вскинул брови и посмотрел на старика.
– Ну же, я это не ради "спасибо" делаю.
– Ладно, ладно, - кивнул я.
Элизабет положила ему в ладонь монетку, и старик усмехнулся.
– Если вы не против, я останусь внизу, - произнёс он.
Тусклые, водянистые глаза старика внезапно разгорелись и смотрели перед собой со страхом, как у девственницы, приносимой в жертву.
Я достал фонарь с длинной рукоятью, и мы с Элизабет начали подниматься.
Мы ещё даже не успели подняться до верхней ступени, как у меня внутри всё скрутило.
Может, это случилось из-за историй, а может, из-за чего-то другого. Чего-то химического, что проникало в меня, как яд.
Я почти ощущал поджидавшую нас там тьму; тьму, затаившую дыхание, подобравшуюся для прыжка.
– Вот дверь, - судя по голосу, Элизабет было даже жаль, что она её нашла.
Мы вошли внутрь. Обстановка в комнате была тяжёлой, отталкивающей, угрожающей.
Я практически чувствовал, как атмосфера комнаты проникает в меня, заполняя до краёв чёрной дрожащей субстанцией.
Мне было страшно. Очень страшно.
А я не из тех, кого легко напугать.
Оно тянуло ко мне свои руки, как мерзкий прокажённый, и я чувствовал сырое, промозглое дыхание разрытой могилы. Я повёл фонариком, и на стенах заплясали тени.
Я чувствовал себя напуганным ребёнком в доме с приведениями, который только и ждёт, когда эти приведения выскочат из-за угла.
На своём веку я побывал в разных заброшенных домах и на свалках, и у каждой был свой запах.
Ну, знаете: запах старости, сырости и голубиного помёта... Но запах в бывших комнатах Блейка не был похож на что-то подобное.
Тут стоял резкий, едкий запах гнили и разложения: словно здесь что-то умерло, сгнило во мраке до костей, а помещение с тех пор ни разу не проветривали.