Тень Уробороса (Лицедеи)
Шрифт:
Если бы не она, мы бы так и простояли молча отведенные для беседы две минуты.
— Вы более чем прекрасно выглядите для человека, которого я в последний раз видела у Бруклинских развалин. Хотелось бы мне узнать приемы, которыми обладают ваши сопланетники.
— Это не псионические приемы, госпожа Бароччи, — ответил я. — Это тайны монахов, и пусть они хранят их как можно надежнее.
— О, да! — ее смех прозвучал натянуто; в какой-то момент мне показалось даже, будто она в слабом замешательстве. По крайней мере, встречаться со мной взглядом Джоконда теперь остерегалась, делая вид, что ее очень
Неужели она и правда решила, что этот пустой разговор под обстрелом множества посторонних глаз может меня задеть? Ведь была тема и посерьезнее.
Я шагнул к ней и немного подался к ее уху:
— Может быть, вам — лично вам — не стоит ехать, госпожа Бароччи?
Она чуть ли не отскочила, гневно вспыхнула, вскинув бровь, и прошипела:
— Отчего это вы решили, что имеете право давать мне подобные советы, синьор?! Вы что, мой начальник?
— А ваш начальник знает?..
— То, что знаете вы? Нет, конечно! Но если он узнает от вас… я не знаю, что с вами сделаю! Понятно?
Джоконда сердилась, потому что была не права. И по той же причине ее гнев не смутил меня. Все было хуже, чем я ожидал: она слишком честолюбива для того, чтобы отказаться от порученной миссии и сознаться в своей тайной особенности перед кем бы то ни было. Для Джоконды это равносильно краху.
— Я тоже не хотел вас обидеть. Давайте будем считать, что мы оба пошутили и теперь квиты. Я спросил исключительно по той причине, что…
Она поморщилась:
— Давайте замнем тему. Простите, я была несдержанна, больше этого не повторится. Пора ехать…
Глядя ей вслед, я подумал, что сильно отличился, выведя ее из обычной невозмутимости и заставив забыть о бесстрастной маске. Всего на чуть-чуть Джо позволила себе стать собой и так растерялась от этого, будто появилась в общественном месте без одежды.
— Ну что, получил? — злорадно шепнула Фанни, когда я уселся рядом с нею в фургоне. — То-то же! Я вообще не представляю, с кем эта стерва разговаривает по-человечески. Мнит из себя невесть что…
Только бы не случилось того, чего я опасаюсь. Пусть она будет хоть трижды стервой, пусть разговаривает, как хочет, пусть носит хоть десять масок одна на другой, но только бы все обошлось…
В сопровождении микроавтобуса «Черных эльфов» позади нашей машины и нескольких флайеров в воздухе мы неслись к аэропорту «Мемори».
Освободившись от хлопот, Вертинская принялась за Фаину:
— Так в чем дело, Фанни? Почему чуть ли не все нюхачи Калиостро-старших подтянулись сюда и собираются контролировать нашу спецоперацию? А? Только, пожалуйста, не юли!
— А ты меня ни с кем не попутала, Лизбет-чаровница? — удачно сделала сердитый вид Паллада. — Разве я записывалась в дипломаты, чтобы юлить?
Я отвернулся в окно. Улицы города были непривычно пусты. Несмотря на яркое солнце ранней осени, здания казались серыми и безжизненными. И мне вспомнилась одна картина, некогда поразившая Александра-Кристиана Харриса в Дрезденской галерее, и позже, на
Над горящим городом, где порезвилась война, несутся в ряд четыре буйных всадника на разномастных конях. Тот, дальний, в кровавой накидке с капюшоном, зажигает один факел за другим и швыряет их вниз. На первом плане храбрится, подбоченясь, истлевший труп. Сурово напыжился рыжебородый воин в шлеме — его и не видно между красным поджигателем и… А вот лицо того, кто бросался в глаза при первом же взгляде на картину, мне не забыть вовек. Желтый плащ, седовато-русую голову венчает обруч с зелеными змеями, в судорожно сжатой руке дымится рапира. И взгляд, совершенно безумный взгляд вытаращенных водянистых глаз! Я знал этого всадника, он пришел из моих кошмаров…
— На рейсе будет кое-кто, чью жизнь велено беречь, как зеницу ока, — тем временем вполголоса продолжала Фанни.
Брови Лизы поползли вверх:
— Вот те на! И кто же это?
— Да есть тут один… «везунчик». Мы его во время переброски с собой зацепили, так теперь руководство ломает голову, куда же его приспособить.
— То есть, он тоже должен быть эвакуирован на Сон?
— Догадливая ты, Лиза, слов нет! — восхищенно огрызнулась Фанни. — Теперь, когда ты все знаешь, может, освободишь меня от допроса?
— Пожалуйста, еще одно: почему с этим вашим «везунчиком» так возятся… эти? — Вертинская указала наверх.
— Я так понимаю, у них есть на то какие-то веские основания, — отрезала Паллада и отвернулась, делая вид, что намерена заняться своими делами; она даже вставила линзу и включила компьютер, лишь бы собеседница оставила ее в покое.
Невольно подслушанный разговор заинтриговал меня. О ком говорила Фанни?
Земля, Нью-Йорк, аэропорт Мемори, сентябрь 1002 года
— Что тут стряслось, объяснит мне кто?
Но весь обслуживающий персонал аэропорта несся куда-то по своим делам, на всех лицах будто штампом тиснули тревогу, а снаружи, на аэродроме, стало тихо-тихо. Хаммон уже давно не видел, чтобы со взлетно-посадочной полосы поднялся хоть один самолет. Да и чтобы садился — тоже.
В зале регистрации с каждой минутой накалялся воздух. Мальчишка-дикарь, Эфий, тоже почуял неладное и забился в угол. Хаммону показалось, что где-то зарыдала женщина, но хлопнула дверь и прервала плач.
— Что скажешь, Нашептанный?
Ничего не оставалось, как усесться в кресло рядом с клеомедянином. Непохоже, чтобы кто-то горел желанием объясняться с ними…
— Дышать тяжело. Почему?
Хаммон пожал плечами:
— Да кто их разберет! Кондиционе… гхм! В общем, тебе все равно не понять. Н-да… зачем же отключили вентиляцию-то?
— Что отключили?
Ох и пытлив этот Нашептанный! Всё услышит, что надо и что не надо. Посмотрел бы на себя, как выглядит со стороны: детина взрослый, а туда же — прилип к витрине в вестибюле аэропорта, выпросил игрушечную козу, повесил себе на шею и теперь ходит с ней. Это, говорит, талисман. Он, мол, бережет меня.