Тень Уробороса (Лицедеи)

Шахов Василий

— Сколько там больных?

— Да все, кого выявили. И еще доставят сейчас. А в чем дело?

Люди, на вид — обычные пассажиры, ожидающие своего рейса — ускорили шаг. Джо и Витторио в машине не было, а это значит, что четверка неизвестных личностей застанет их врасплох. И даже если бы я бросился туда сразу, как заметил их, то не успел бы.

— Доктор!

Но окрик пациента был последним звуком, который я услышал перед наступлением темноты. Меня ударило током, а потом мир пропал на пару мгновений. Все внутри колотилось.

Я поднимался вслед за Джокондой к микроавтобусу.

Мы о чем-то говорили, слова были мне непонятны и не нужны. Лестница оборвалась, помещение осветилось яркой вспышкой, и меня отбросило в сторону, а на своем месте я — не увидел, ощутил — Витторио, который палил из плазменника в ту четверку, напавшую на них в холле. Ощутил я и Джоконду. «Стреляй!» — это единственное, чего я хотел в те доли мгновения, зная, что этого не произойдет. Она держала оружие, как и положено, она скрутила ментальным приемом ближайшего врага, но сейчас ее должен убить тот, в которого она так и не смогла выстрелить. Тысячи электрических игл разодрали мое тело, и я что было сил заорал ему:

— ЯВИСЬ!

Не знаю, что это было. Вместо выстрела он вдруг выпрыгнул из себя, как из расстегнутого комбинезона, весь в молниях, взвыл с поднятыми руками и помчал на меня, а покинутое тело его рухнуло, роняя плазменник. Помню, глаза Джо стали огромными от ужаса, словно она все увидела и поняла, но я схватил наэлектризованного спекулата за горло и больше не смотрел на них с Витторио — кажется, они ринулись к выходу, и Малареда успел выстрелить в последнего из четверки.

Земля ушла куда-то вниз, нас с противником подбросило вверх, прямо сквозь потолок, еще выше, прямо к верхушке башни. Он был разъярен и еще не вник в случившееся с ним, да и я осознал, что сделал, гораздо позже. В тот момент я интуитивно знал, что мне надо разорвать серебристую нить, которая вилась за спиной врага и уходила вниз, под землю. Некая часть меня одновременно успела отметить, что Джоконда и Витторио заскочили в машину и на бешеной скорости помчались к главному входу в здание аэропорта.

Нельзя было, чтобы хоть один из этих людей попал в изолятор! Ни при каких обстоятельствах нельзя! Мысль-приказ бился во всем моем существе, и, наверное, я испускал теперь такие же молнии, как вцепившийся в меня спекулат. «Сдохни! Сдохни! Сдохни!» — беззвучно вопил он, не в силах еще сообразить, что сам он это проделал уже несколько секунд назад, когда Витторио Малареда недрогнувшей рукой спустил курок, нависнув над его повалившимся телом. Мне надо было теперь всего лишь разорвать нить и отпустить то, что осталось. Вернее, кто остался.

— Сдохни, проклятый монах! Сдохни!

Я не испытывал никакой злобы в отношении этого человека, я видел его впервые и по умолчанию счел его достойным правильного ухода из моего мира.

— Да будут справедливы к тебе законы вселенной!

И одновременно с этой не высказанной вслух, но услышанной им мыслью я собрал все пронизывающее меня электричество в пучок и швырнул его в серебристую нить. Громко хлопнув, она разорвалась. Человек закричал, облик его потух, а порыв ветра сдул меркнущие остатки так, словно это был последний дымок над сгоревшим фитилем лампады.

— Доктор!

Желтые контуры людей на

черном фоне, и они становились все четче, а тьма разжижалась и разжижалась. Я почувствовал свое тело. Привалившееся к стене. Холодное. Потрясаемое спазмами. Мое тело.

— Вам плохо?

Странный вопрос пациента в отношении врача. Он заставил меня улыбнуться заиндевевшими губами. Только тут я понял, что мой «обморок» длился всего секунд двадцать-тридцать, но за это время мы с телом успели отвыкнуть друг от друга, и теперь оно принимало меня обратно с некоторой неохотой. Но на душе было легко, я не сразу догадался, отчего. Будто я выполнил какое-то очень важное дело…

— А, Джоконда! — озарило меня воспоминанием. — Лиза! Лиза! Меня слышно? Срочно усильте охрану изолятора! Им что-то нужно от больных и…

— Подожди-ка, Кристиан! Тут «Черные эльфы» подъехали, Бароччи подняла тревогу…

— Я знаю! Я тебе и говорю, что надо усилить охрану инфицированных в изоляторе!

— Да, да, Кристиан, давай позже, тут такое!..

Последний пациент, пожилой мужчина с густыми седоватыми бровями, вопросительно смотрел на меня:

— Доктор, ну так вы будете брать у меня кровь, или конец света уже наступил и можно спокойно ползти в крематорий?

Я перевел дух и улыбнулся:

— Не спешите, мы еще тут пока помучаемся.

— Ох и добрый вы, доктор! — покачал головой пассажир. — Так воодушевили! И как быстро будет результат анализа?

— Не разжимайте пока руку. Очень быстро будет.

— Ну вот, прокатился, называется! А ведь жена уже неделю как эвакуировалась, ну и устроит она мне теперь за такие приключения! Послушайте!

Мне надо было уходить, но я из вежливости задержался дослушать моего разговорчивого визави.

— Доктор, так ведь в средние века эта зараза передавалась от крыс, правда?

— Почти.

— А откуда же здесь крысы? Вот спекулаты, говорят, есть, а крысы откуда?

— Крысы, господин, еще нас с вами переживут. А заражение здесь пошло не от крыс.

— Нас нарочно травят, да? Эти сволочи?

Я собрал все свое терпение и настойчиво указал ему на маску:

— Наденьте ее и ждите, вас переведут отсюда в чистый блок, а там сообщат, нашли что-нибудь в вашей крови или нет.

— Ладно, спасибо, док. Не унывайте, док! Мы и крыс вытурим, и спекулатов. Вы, главное, молодежь спасите, а мы уж как-нибудь…

На этом красноречие мужчины иссякло и, освобожденный от хватки, я ринулся в верхний сектор.

Джо, Джо… Лучшая ученица Фреда Калиостро, его гордость… Незаменимый псионик, руководитель спецбригады по особым поручениям… Она ни при каких условиях не могла убить человека, даже если этот человек угрожал убить ее. Парализовать, смять волю, оглушить — да. Но в случае, когда надо стрелять, когда либо ты, либо враг, Джоконда была бесполезна. Не по вдолбленным кем-то убеждениям, не под страхом аннигиляции, а по природе своей не могла она лишить жизни. Вот что я узнал о ней сразу — еще тогда, в застенках контрразведотдела, на допросе. И она поняла, что я знаю. И предпочла бы умереть, но не лишиться работы, в которой видела суть своего бытия. Это так нелогично. Это так по-человечески…