Тень Уробороса (Лицедеи)
Шрифт:
— Брат Сабелиус, там вернулся брат Агриппа…
Целитель Сабелиус тут же опустил ворох свежих простыней на стол и поблагодарил послушника за добрую весть.
— Пусть ученики разберут их сами, — сказал он второму целителю, Роцитасу, после чего направился к выходу.
— Брат Сабелиус, вы сегодня уезжаете? — уточнил Роцитас, почти не отрываясь от своих записей.
— Я побеседую с братом Агриппой и узнаю.
— Хорошо.
Сабелиус вышел из лекарской и долго следовал по темному коридору. Навстречу ему не раз выглядывали караульные, но, узнав, приветствовали и отступали в свои временные
Наконец коридор вывел его к тесной винтовой лестнице, круто убегавшей куда-то вверх. Со стороны монастыря Хеала лестница выводила к давно не используемому — по крайней мере, так настоятельно внушалось послушникам — ходу. Это был самый короткий путь из подземной вотчины целителей. Существовали и другие, но куда более запутанные, а некоторые уже несколько столетий назад превратились в тупики: проходы нарочно завалили камнями или перегородили многослойной кирпичной кладкой. Много тайн хранит в себе монастырь Хеала! А на поверхности — всего-навсего постройка в два крыла с башнями на краях, да галерея, ведущая из центральной части в молельню и часовню.
Тело радостно откликнулось на представившуюся возможность размяться. Сабелиус взлетел наверх по неровным ступенькам и сам не заметил, как проделал все это.
Агриппа дожидался его в галерее. Спрятав руки в обшлагах рукавов, он наблюдал за состязавшимися на пустыре юными послушниками. С Сабелиусом они поприветствовали друг друга короткой улыбкой и молча досмотрели до финала поединка. Они были похожи, эти два тридцатитрехлетних человека, да и нечему здесь удивляться: несмотря на то, что никто из монахов Фауста не знал своих родителей, многие из них приходились друг другу родными братьями. Это неизбежно, если помнить о скудости оставшегося в инкубаторах Фауста генетического материала.
Агриппа был еще молодым наставником. Он стремился в магистрат, и у него были все шансы получить желаемую степень. В Епархии его уже почитали за своего, и сам Иерарх Эпцимар выделял хеальца своим вниманием. Эпцимару было уже далеко за семьдесят, и он готовил себе в преемники назначенного с самого рождения на этот сан амбициозного и умного Кана Эндомиона. Магистр Эндомион тоже происходил из когорты монахов Хеала, но окружающие недолюбливали его за чрезмерную высоколобость, граничащую с религиозным фанатизмом. Казалось, еще полшага — и Эндомион содеет что-то великое, но страшное. Но Иерархом мог стать только тот, кого избрали им еще до рождения, кто даже задумывался с расчетом на саккос и палицу правления, кто увидел свет в монастыре Хеала.
— Готов к поездке, Сабелиус? — наконец спросил Агриппа, поворачиваясь к целителю.
— Готов. А что тебе сказали в Епархии насчет моей кандидатуры?
— Ничего особенного. Получили все необходимые разрешения от правительства Внешнего Круга… Почему ты так смотришь?
Сабелиус смущенно улыбнулся и покачал головой:
— Ничего. Немного не по себе, но это из-за того, что в первый раз. Как там всё во Внешнем Круге, Агриппа?
— В иных местах суетливо. И много тех, кого здесь мало.
— Тех, кого мы крестим серебряным макросом?
— Да, но только там они живут не в отдельном монастыре, где немногие ведают об их существовании. Во Внешнем Мире они повсюду.
— Интересно будет взглянуть, — в Сабелиусе проснулся исследователь. — Впервые за свои тридцать три года я лечу посмотреть мир.
— Это значимый возраст, Сабелиус! — многозначительно
— Когда мы вылетаем?
— Прежде всего, ты — именно ты — должен пройти аудиенцию у магистра Ирзахеля.
Сабелиус засмеялся:
— А «смотреть на мир» — это хорошее определение, Агриппа!
— О чем ты? — не понял Агриппа, всегда отличавшийся законопослушанием, целомудрием и кротостью нрава.
Сабелиус же в душе был бабником и поэтому своих мыслей объяснять ему не стал, чтобы не портить.
— Ну что ж, тогда я к магистру, брат мой.
Сложив руки перед грудью, они поклонились друг другу и разошлись в разные стороны.
Магистр Ирзахель ждал явления будущего вестника с некоторой тревогой. Сам о том не подозревая, Сабелиус был трижды проверен Хранителями. Он ни разу не повелся на каверзные провокации специально подосланных монахов и тем самым доказал, что достоин выполнить столь ответственную миссию. И все-таки боязно было восьмидесятилетнему магистру доверить завет такого масштаба юнцу, страшило, что вот-вот уйдет тайна во внешний мир вместе с целителем Сабелиусом, доселе хранимая веками…
Брат Сабелиус вошел в келью магистра и огляделся. Несмотря на привилегии, благочинный Ирзахель никогда не испытывал особенной нужды в удобствах. Его комната была самым неуютным местом на Фаусте — по крайней мере, так показалось к Сабелиусу, который никогда не отказался бы от услаждения плоти. Целителя больше влекло ко всем проявлениям жизни, а Ирзахель еще задолго до смерти и вполне добровольно погрузил себя в склеп. Да что там Сабелиусу — смиренному Агриппе было не по себе в этих стенах!
Магистр окинул суровым взглядом высокорослого монаха с твердым, решительным лицом и умными проницательными глазами. Ох, молод! Преступно, неприлично молод и ровно в той же степени полон всего витального и непокорного. Разве таким должен быть последний Хранитель? Разве такому разумно доверять то, что лелеяли сотни умов на протяжении тысячи лет — завещание Основателя, этого величайшего пророка и мыслителя, легенды Фауста?!
— Присаживайся, брат Сабелиус. Присаживайся и прочти-ка вот эти записи, — наконец-то решился Ирзахель, ведь слово Основателя — закон, а оно гласило, что выполнить это поручение должен будет целитель Сабелиус, монах из Хеала (разве не пророческий дар — за тысячу лет узнать о том, что тогда-то и тогда-то родится этот Сабелиус?). — А затем я поведаю тебе изустно. И не спеши, запоминай каждую мелочь: ошибки быть не должно!
И склонился Сабелиус над древними записями — великой драгоценностью Хранителей из Хеала.
Земля, январь 973 года (за 29 лет до войны со спекулатами)
— Как же это надевается? — с непритворной растерянностью вслух размышлял Агриппа. — Я ведь никогда не носил мирской одежды…
Сабелиус насмешливо следил за его борьбой с незнакомым гардеробом. Сам он при первой же возможности избавил себя от опостылевшей белой рясы, которая вечно путалась в ногах, пачкалась о дорожную грязь дождливого Фауста и доставляла множество других, пусть мелких, но досадных неприятностей. Нет, одежда мужчин Внешнего Круга куда более приспособлена для жизни!