Тень Великого Древа
Шрифт:
– Не смейте, я убью Иону!
Сам понимает глупость угрозы: ее ж не видно сквозь дно, куда стрелять?
Звенит железо. Крюк на веревке цепляется за прут, телега начинает качаться.
– Раз, два, взяли!.. Раз, два, взяли!..
Клетка ходит ходуном. Джоакина осеняет надежда, он кричит:
– Перкинс, слышишь?! Перкинс, мы в беде! Прикрой Перстом, я выйду!
– Он сдох, - бросает кто-то из кайров.
Да, Перкинс погиб: давно не было вспышек. С запада еще гремит отзвук боя, но тут, в центре, все мертвы. Все, кроме кайров,
– Раз, два, взяли!
Телега раскачивается, колеса чавкают, поднимаясь над землей. Мартин орет:
– Джо, братец, мне страшно!
Джоакин привстает на локте, пытаясь выцелить хоть кого-то.
– Раз, два, взяли!
Кайры дружно дергают телегу, чтобы уронить на левый борт. Но правые колеса глубоко увязли в колее, телега не может перевернуться. При очередном рывке оси выскакивают из ступиц, правые колеса отпадают. Телега рушится наземь и хоронит Джоакина в колее. Душная, страшная чернота. Где-то далеко Мартин глухо орет:
– Вижу вас, гады! Получайте!..
Дышится с трудом. Обломок оси уперся в грудь и выдавил воздух из легких. Джо не может шевельнуться: перед лицом доски, сырая грязь, налипшая на дно. В уши затекает. Руки прижаты к земле.
Становится страшно. Пробирает.
– Ма-мартин…
Хочется крикнуть: «Мартин, спаси, пробей дно, иначе задохнусь!» Но крикнуть нельзя – воздуха нет. Из груди выползает шепот.
– Иного!
– бормочет Джо.
Перст не производит выстрела.
– Иного! – шипит в панике. – Иного! Стреляй, родимый, прожги дно!
Придавленная рука онемела, нервы не передают приказ, Перст Вильгельма молчит.
Туп! Сверху доносится тихий стук – и дно проседает, давя на ребра обломком оси. Туп! Дно еще ниже. Вдохнуть почти нельзя. В разинутый рот втекает тонкая струйка воздуха. Туп!
Где-то грохочет бой. Кто-то крушит клинком доспехи, кто-то заливается от боли… Очень далеко, в другой стране. Рядом ничего, кроме крышки гроба. И звука: туп! Дно проседает еще на дюйм. Ось вминается в грудь, с хрустом ломается ребро. Боль прошибает тело, но перелом ребра создает маленький зазор: Джо способен вдохнуть. Длинно, мучительно, сквозь боль он всасывает воздух. И слышит над собой: царап. Тихонько, будто в самом ухе: царап, царап.
Холодея, он понимает значение звуков. Туп – это прыжок. Волчица скачет внутри клетки, превращая телегу в пресс. А царап – это ногтем по древесине. Иона приседает прямо над ним, скребет доску, чтобы привлечь внимание. В кромешной тьме он видит – чувствует – как она поднимает кулачок и слегка бьет по доске. Пум.
Телега садится буквально на волос – и ломает второе ребро. В глазах краснеет. Джо падает в забытье.
– Он не дышит, милорд, - сказал лекарь, слегка наклонившись над телом Джоакина.
Путевец лежал в глубокой колее, вмятый в грязь, и не вызывал желания произвести тщательный осмотр.
– Откуда знаешь, что не дышит? Ты ж не послушал.
– Я полковой лекарь с многолетним…
Лорд Мартин
– Послушай внимательно, браток.
Лекарь приложил ухо к груди путевца, пощупал пальцем шею.
– Дышит очень слабо…
– Так сделай сильнее! Тащи его в лазарет!
Тут Мартин погорячился: вокруг не имелось не только лазарета, а и вовсе ни одного уцелевшего шатра. Единственным сооружением осталась телега с клеткой, и та перевернута набок. Чего имелось в достатке – это узкоглазых шаванов. Еще – трупов всех мастей, на любой вкус: изрубленных, заколотых, растоптанных, сожженных. Но Джоакин-то трупом не был. Этого парня не убить так легко!
– Нет лазарета – работай прямо здесь. Приведи его в чувства, или я тебя зарою. Понял, ну?
Оставив лекаря с пациентом, Мартин пошел куда-нибудь. Куда идти – он толком не знал, но здесь было неуютно. Не из-за трупов: мертвецкая братия никогда его не смущала. А вот шаваны – эти действовали на нервы. Шастали всюду по-хозяйски, каркали на своем диалекте, противно ухмылялись. Сдирали с трупов трофеи, будто добычу. Это же лагерь Избранного! Все здесь принадлежит Виту, и мертвецы тоже!
– Эй, - крикнул Мартин, - вы того, ну… полегче!
– Ты брат Шейланда? – спросила рыжая баба, светя Перстом ему в лицо.
Мартин поднял свой Перст – мол, не умничай. Баба бросила:
– Зачем ты здесь?
– Я защитил лагерь! Сам отбил атаку кайров!
Рыжая что-то сказала на своем наречье. Другие шаваны заржали. Она сказала еще, те заржали громче. Подошел однорукий здоровяк, заговорил с рыжей. Поглядывали на Мартина, будто обсуждали что с ним делать. Будто он ребенок, а они – эти… гувернантки, или кто.
Мартин покраснел от злости. Дернул лекаря:
– Давай уже быстрее! Джо встанет – пойдем отсюда. Нечего нам тут.
Лекарь колдовал над путевцем. Тот слабо дергался, но глаз не открывал. Шаван показал на лежащего пальцем, что-то сказал по-своему. Провел лапой по морде, скривил пасть: смеялся над тем, какой Джоакин грязный. Другой шаван ответил что-то и показал на свою задницу. Все расхохотались. Мартин тонко чувствовал силу и никогда не шел против нее. Теперь сила была на стороне шаванов, потому он задавил обиду, прикусил язык и только сверкал глазами.
Повеяло прохладой, раздался хлопок – и появился Вит в блистающих доспехах. Он и сам сиял не хуже Предметов:
– Марти, братец, поздравь меня! Я одержал великую победу!
Мартин хлопнул ртом:
– Это… где ты был?.. Я здесь… того…
Он растерялся и только показал жестом: мол, из Перст Вильгельма – бабах. Вит улыбнулся:
– Рад, что ты нашел себе забаву. – Дальше сказал громче, чтобы слышали шаваны: - Оба войска – и волки, и медведи – обращены в бегство! Они бегут в разные стороны, и уже не смогут соединиться! Крейг Нортвуд убит, тысячи медведей сдались в плен Льду! Волки потеряли целый батальон!