Тень всадника
Шрифт:
Доктор Хоффер надел на свой фирменный нос очки и стал им водить по страницам. "Астигматизм, - определила Дженни, - доктор тоже выходит в тираж, пора и ему на пенсию. Никому не жалко людей, которые уже не могут. И ведь меня никто не пожалел ночью, вернее, не меня, а ту, что мне приснилась. Какое я имею к ней отношение? Бред собачий..."
Что он там вычитывает? Прекрасно знает, что не исправит ни буквы. Как надоела ей эта игра! Респектабельные стариканы произносят пышные фразы о человеческом факторе и снимают с себя ответственность. За все отвечает Дженни! На аренду, переезд, новое оборудование нужны деньги. Дженни их перевела со счетов своего госпиталя. Разумеется, предупредив Хозяина. Мистер Якимура сладко улыбнулся: "Я тебе
Доктор Хоффер шмыгнул фирменной трубкой и поставил закорючку.
Дженни вспомнила, как в первую их встречу доктор долго хорохорился, как поблескивали надменно его очки. А сегодня он более покладист. А в чем разгадка? Дело в том, что теперь Дженни ему выписывает чеки. Как просто все объясняется в этом лучшем из миров...
* * *
– А в обед я ездила в лабораторию и отчитала доктора Хоффера, как мальчишку. Иногда я себя спрашиваю: зачем взялась разгребать авгиеву конюшню? Умный очкастый доктор и ни хрена не соображает в элементарных вещах! Хоть вешайся с отчаяния
И подумала: это совсем не то отчаяние, которое я пережила ночью. И решила: не надо рассказывать Тони про сон. Осторожненько проверим...
– Профессор, на минуту вернемся к твоей Жозефинке. В монастыре Кармелиток у нее не было подружки?
– С чегой-то ты вдруг?
– улыбнулся Тони.
– Любопытство бабье.
– Была. Еще похуже вертихвостка, чем виконтесса Богарне. Терезия, которую называли Богоматерь Термидора. Любовница Тальена. Спасая ее, он форсировал термидорианский переворот. Устраивала знаменитые балы жертв гильотины. Сплошной разврат. Кстати, потом стала придворной дамой.
– А что конкретно послужило причиной развода Наполеона и Жозефины?
– Долгая история.
– А ты покороче.
– Наспех сколоченная Империя нуждалась в законном наследнике. Жозефина по возрасту уже не могла иметь детей. Развод был неотвратим. Как ни странно, больше всех (кроме Жозефины, которой это представлялось концом света) противился Император. Он был мнителен и суеверен, держался за Жозефину, как за волшебный талисман. А та водила его за нос: дескать, у тебя что-то не в порядке. Несколько дам объявили, что у них ребенок от Императора, однако Наполеона было трудно в этом убедить. А когда родила графиня Валевская, ей он поверил - точно, его сын. Молодая полька его любила беззаветно.
– И он променял ее на австриячку...
– Высшая дипломатия. Требовалась особа королевских кровей.
– Брр... Ну и семейка. Спасибо, профессор. Благодаря тебе подымаю свой культурный уровень. На халяву.
* * *
Нет, Дженни его не идеализировала. Например, у ее профессора была отвратительная черта характера: он абсолютно не замечал, во что она одета. Пожалуй, его устроило, если бы она с утра до вечера ходила в синем махровом халате.
Дженни подбирала свой гардероб с особым тщанием. Во-первых, как и все служивые американки, она должна была каждый день менять туалеты, учитывая, что не имеет права появляться в конторе с голыми ногами - обязательно в чулках, колготках или брюках. Это приносило дополнительные сложности, ведь исключался вариант легкого облегающего платья. Во-вторых, одежда для женщины - оружие. Оружие бывает обоюдоострым. С трудом натянув узкую юбку и встав на шпильки (чтоб выглядеть секс-бомбой), женщина страдает от каждого шага, как святой Иорген в испанском сапоге. Никаких инквизиторских пыток Дженни себе не придумывала. Она покупала только в дорогих магазинчиках, руководствуясь правилом: сначала удобство, потом мода. В принципе в любом своем наряде она могла пробежать восемьдесят метров - правда, без барьеров. Она ощупывала материю, и если прикосновение к ней доставляло удовольствие - примеряла. Поэтому ее вещи давали определенный настрой на рабочий день или развлекательный
Увы, теперь ее верные друзья-приятели скучали на вешалках за зеркальной дверью стенного шкафа. Конечно, Дженни их надевала, но без прежнего энтузиазма. Что толку стараться, когда Тони их в упор не видит? Однажды дома за ужином Дженни вырядилась в Красного Разбойника (не платье, не костюм - шелковый динамит, кое-что прикрывающий), и профессор изволил обратить внимание:
– Ты куда-нибудь в этом ходила?
– Пока нет. Придумай адрес - пойдем.
– "Шумит ночной Марсель в притоне "Трех бродяг", там пьют матросы эль, а девушки с мужчинами жуют табак".
– Шикарное заведение...
– Разве что туда и при условии: у меня в руках автомат Калашникова. Иначе придется наблюдать, как тебя хором насилуют на столе.
Дженни заперлась в ванной и вышла в махровом халате.
Иногда, забывшись, она спрашивала:
– Тони, в чем я тебе нравлюсь? В брюках?
– В брюках.
– В короткой юбке?
– В короткой.
– В длинном платье?
– В длинном.
Тьфу! Как жить с таким человеком? Хоть вешайся.
Зато ее зоркий глаз замечал все.
Собралась после работы в женский клуб ("Only woman"). Еженедельное мероприятие для поддержания формы. На этот раз взяла с собой Элю, Эля трехколесный велосипед. Тони сказал, что он их проводит, ибо под горку на Вентуру Эля доедет, а обратно в гору надо будет кого-то волочить - девочку или велосипед. Поднялся за чем-то в кабинет, спустился, и Дженни засекла, что левый бок его пиджака чуть оттопыривается.
Дженни предпочитала не сразу выходить на Вентуру, а следовать по параллельным улицам, тихим, спокойным, где не чувствовалось бензиновой гари. Эля рулила впереди, и темная улица вдруг вспыхивала яркими фонарями - когда Эля пересекала пространство перед домом, на котором было установлено световое автореле, - Эля любила такие эффекты. Вечером явственнее проступал запах цветов, деревьев, травы - зелени Южной Калифорнии, ради чего Дженни и выбрала этот район. Она скучала по запахам. В госпитале или на больших магистралях разве их услышишь? И в темноте можно было прижиматься к Тони, интимная игра телодвижений, справа, слева... Нет, почему-то сегодня он упорно вел ее по правому борту.
По сравнению с глухими боковушками, Вентура-бульвар сиял иллюминацией. Расстались во дворе "Only woman". Эля отправилась в специальную детскую комнату, а Тони - совершать традиционный переход Суворова через Альпы, причем договорились, что он их не ждет, возвращается раньше домой, ведь Дженни не знала, сколько времени ей взбредет в голову трепыхаться на снарядах.
Кое-что ей в голову взбрело. Тони сидел в вестибюле.
– Why?
– Я нагулялся вдоволь, но около клуба слоняется какой-то подозрительный тип.
– Подозрительного типа зовут Родригес. Он охранник.
На обратном пути, к удивлению Эли, велосипед норовил ехать назад. Девочка быстро устала, закапризничала. Тони потащил ее на буксире. В бурлацких забавах Дженни не участвовала. Зря Тони балует девочку, так она никогда не научится рассчитывать на свои силы.
Прибыли домой. Дженни сразу запихнула Элю в ванну и неслышными шагами по лестнице - в кабинет, куда только что поднялся Тони. Он стоял к ней спиной. Обернулся. С профессорской невозмутимостью начал перелистывать какую-то книгу. Дженни испепеляла его взглядом, как Юпитер грешников, однако профессор продолжал изображать из себя ангела.