Тень

Шмыров Виктор Александрович

— Что он искал?

— Да не знаю... Приметил только, что мы все больше у ручьев разных да островов останавливались. А потом в том месте встали и шурфы стали бить.

— Понятно... Ну а золото? Много намыли?

— Да нет, куда там! Да и какое здесь золото? Я, конечно, граждане начальники, не геолог какой, образование у меня — я уже говорил, но повидал я его, проклятого, немало. Так что без наук знаю, где можно взять, за то меня Николай Иванович держал, а здесь все не так... Вот если б Николай Иванович, он бы вам точно сказал, есть или нет здесь золото, но по-моему — нет.

— Но на лотке-то было!

— Так это ж знаки

только, блеск. Я его вам, хотите, прямо вот тут, — кивнул головой на окно, — намою, во дворе, поупираюсь, а намою. Его где больше, где меньше... На Кутае — много, но это еще не золото.

— Ну а самородки не попадались?

Бич уставился на Никитина, даже приподнялся в постели, пожал под серым одеялом забинтованными плечами:

— Какие самородки, начальник? Это же тебе не Клондайк и даже не Колыма!

В дверь заглянул врач.

— Товарищ Лызин, — зашептал, — к телефону!

Оставшись наедине с Никитиным, Шпрота подобрался. Этот второй опер был связан со стрельбой, болью, ранами, всем ужасом, пережитым им там, на Кутае; Шпрота его боялся.

— Ну а почему он в вас стрелял?

— Не знаю, начальник, ей-богу, не знаю! Ничего я ему не сделал, как на духу говорю! Сам не знаю, это он в вас, а не в меня стрелять должен был, наверно, перепутал.

— Ну вот что, — бросил вошедший Лызин. — Разговор ваш интересный в Перми продолжите. Так что готовься к перелету, путешественник! — подмигнул даже.

— А я чё, я готов.

Лызин подхватил Никитина под руку и повел из палаты. Обостренным слухом привыкшего к невзгодам человека Шпрота успел услышать последние его слова, сказанные товарищу в дверях палаты:

— В отдел, полковник звонит, и Вилесов что-то откопал, сидит, ждет. Держись, сейчас с нас с тобой за два утерянных трупа три шкуры спустят!

Протокол

технико-криминалистической экспертизы

Мною, экспертом Пермской НИЛСЭ Кругловой Н. Г., произведена технико-криминалистическая экспертиза удостоверения Ленинградского научно-исследовательского института геологии Министерства геологии СССР за № 658, выписанного на имя Малышева Петра Павловича, и открытого письма того же института.

Перед экспертизой были поставлены вопросы:

1. Не подвергался ли какой-либо из этих документов подчисткам, припискам, исправлениям или другим изменениям? 2. Не произведена ли замена фотокарточки на удостоверении? 3. Фабричным или кустарным способом изготовлена печать, оттиски которой имеют эти документы? 4. Не дорисована ли какая-либо часть оттиска печати?

Произведенная экспертиза показала, что на удостоверении переклеена фотокарточка, оттиск печати на ней воспроизведен графическим способом (дорисован) с высокой степенью точности. Бланки документов изготовлены типографским способом. Позднейшим исправлениям тексты и подписи не подвергались.

6. 07. 74

Эксперт-криминалист Круглова Н. Г.

6. Олин Поликарп Филатьевич. 14 августа 1843 г., г. Чердынь.

— А если я за приставом пошлю? — Поликарп Филатьевич катал по зеленому сукну тяжелый желтый камушек и с любопытством смотрел на гостя.

Тот, хоть и одет был, несмотря на теплый в этом году август, в ношеный, до ниток основы протершийся

зипунишко, латанный по локтям, сидел против купца не как прочие, на краешке стула и ломая шапку в руках, а прочно, основательно, даже приразвалясь, и шапчонку свою суконную, порыжелую от долгих лет, на стол возле чернильного прибора бронзового фигурного пристроил. И слова Поликарпа Филатьевича не напугали — блеснул только острым взглядом да ухмыльнулся добродушно в косматую дикую бороду:

— А на кой тебе, хозяин, пристав-то? Золотишко он себе приберет, я от него сбегу, а тебе в том какой резон? Никакого тебе нет резону.

— Ой ли, сбежишь?

— Сбегу, хозяин, не от таких бегал. А если не от него, то на этапе иль из острога снова... И золотишко, что принес я окромя этого, — кивнул нечесаной головой на стол, где пальцы купца поглаживали, ласкали жаркий металл, — пропадет все. А зачем?

— Много у тебя еще его, золотишка-то?

— Так ты ж, Поликарп Филатьевич, не сказал еще, возьмешь ли, а уже сколько?!

— Потому и спрашиваю, что знать хочу, стоит ли мне вязаться в это дело. Может, ты убил кого да ограбил.

— А тебе не все равно, ограбил — нет, много или мало? Коли не будешь брать, другому сторгую. Скажешь цену свою, тогда посмотрим, сколь тебе уступить.

— Да ты никак жилу нашел, коли так торгуешь-то!

— Ну, это уж мое дело, что я нашел, твое дело, Поликарп Филатьевич, покупать, мое — продавать. А коли не хочешь, то я пойду, пожалуй, — потянулся бродяга за шапкой.

— Да постой ты, экий скорый! Не телка ведь продаешь! — купец подкинул самородок и поймал, потом еще раз и еще, словно взвешивал, прикидывал, потом поднес к глазам. Камушек походил на маленькую птичку, поджавшую головку, опустившую короткий воробьиный хвостик.

«Жар-птичка», — усмехнулся.

— А ты за него сколько хочешь? — спросил.

— Пятьсот рублей за фунт.

— Ого, так ты золото на фунты продаешь?!

— На чё продаю, на то и ладно.

— Серебром, конечно?

— Не ассигнациями же!

— Дороговато уж, — прищурился купец.

— Так и не назем ведь, — усмехнулся бродяга.

Поликарп Филатьевич встал из-за стола, отодвинув высокий резной стул, прошелся наискось по комнате, по чистым половикам, подошел к окну и толкнул раму. В лицо хлестнуло пряным таежным воздухом. Усадьбу дед его поставил на самом городском краю над монастырем; открывался отсюда, с высоты, широкий речной простор, покойные луга заколвинские да необъятное, зеленое, прочерченное строгим рисунком крестов Иоанна Богослова, убегающее волнами далеко-далеко море тайги. Любил он необъятность эту, от людской мешкотни удаленность, потому и строился здесь. Любовь эта и внуку передалась. Но сейчас не до красот было, прикидывал, считал, даже губами тонкими подрагивал.

— Вот что, — повернулся к гостю, подошел и встал рядом, опершись о край стола. — Пятьсот-то рублев за фунт это ты того, загнул. Это ж почти казенная цена, а оно у тебя темное... Да и какой мне резон брать его по казенной? А по триста я бы, пожалуй, дал. Сколько у тебя его?

— Ну-у, хозяин, креста на тебе нет, за триста! Эк хватил. Прощевай пока, — стянул со стола шапку.

— Ладно, триста пятьдесят!

— Четыреста!

— Триста семьдесят и ни полушки больше!

— Пойдет, — размыслив, протянул бродяга и снова поставил провшивленную шапку на чистое сукно. — Бог с тобой. По этой цене я тебе, пожалуй, фунтов пять уступлю.