Тень
Шрифт:
— Все слезай… — дал отмашку директор: — Спасибо, парни…
И, охреневшие от изменения начальственного настроения, охранники потопали на выход из кабинета. Я хмыкнул, слез с окна и бросил перед шефом пачку купюр. Что сейчас было? Не знаю, возможно, не выдерживают нервы ни у шефа, ни у меня.
Через пять минут пришла главный бухгалтер, основной конфидент генерального директора в этом сложном мире. Раскрыв газету с таблицами курсов и пересчитав валюту по вчерашнему курсу биржи, Князева Елена Анатольевна выписала мне приходный ордер в рублях и собралась уходить, но хозяин кабинета остановил свою хранительницу
— Погоди, Лена, присядь, наш прожектер что-то рассказать хочет. Давай, излагай. Что ты мне пытался рассказать.
Ну я и изложил, после чего мне показали все пять стадий принятия неизбежного. Эти два крайне занятых человека почти два часа доказывали мне, что я идиот, который ничего не понимает ни в экономике, ни в производстве, да и вообще, просто в жизни.
Что заставляло меня горячится, рисовать на клочках бумаги схемы и спорить с упершимися в своей тупой позиции? Наверное, то, что сегодня меня из начальственного кабинета не выгнали было обусловлено тем, что дела на Заводе стали совсем плохи. Чтобы придать веса своим аргументам, я принялся рисовать схемки неизбежного краха завода, чертя графики роста коммунальных и прочих платежей, в том числе ростом заработной платы, линии которых взлетали вверх, пересекаясь с графиком падения сумм, заключенных заводом хозяйственных договоров, которые пересекались буквально через пять лет…
Конечно, подсчеты были примитивные, совсем как у Лени Голубкова, который каждый день мелькал по телевизору, на пару со своим братом…
— Шеф. — я сел на стул, не в силах устоять на ногах от простоты, ошеломившей меня мысли: — Если все деньги, что к нам приходят, вкладывать в билеты МММ, а потом вытащить их в июне, то мы столько накрутим — ни один банк с этим по процентам не сравниться…
— А почему в июне? Ты как себе это представляешь — вложится в МММ? — два вопроса прозвучали одновременно.
— Да как — очень просто…- я потянулся к пачке долларов, до сих пор лежащих на столе: — Про эти деньги все равно никто не знает, мы сейчас отматываем все назад, и я завтра покупаю билеты МММ, а в июне их реализую обратно, часть рублей сдаю в кассу, а разницу в долларах отдаю вам, ну а вы уж сами решите, куда их девать. А почему в июне? Не знаю, просто чувствую, что долго эта схема не проработает, месяца три- четыре и надо сливаться. Просто посчитайте доходность по этим бумагам и сами решите, стоит ли с ними связываться.
— Ладно, с этим мы решим… — главбух и генеральный переглянулись, видимо обсуждать эту тему будут без меня: — Но это копейки. Что ты там насчет присоединения к энергосистеме говорил.
— Дискредитировать надо ремонтное предприятие, и в тоже время сделать из нас ангелов во плоти…
— Паша, не крути, а говори конкретно, что надо делать. — директор нетерпеливо постукивал пальцами по столешнице, видимо, не терпелось ему уединиться со своим «кошельком на ножках».
— Ну, если я правильно понимаю, просто на поклон к Томскому вы не пойдете?
Томский был директором областной энергосистемы, таким маршалом от энергетики в нашей области, дядькой, по сравнению с другими «красными директорами» головастым и продвинутым, что, правда, не спасло его, когда в область пришли по-настоящему большие московские деньги с молодыми и
По лицу генерального пробежала судорога. Ну да, это то же самое, что блестящий герцог Великой Бургундии Филипп Красивый падет на колени перед Королем Франции Людовиком Святым — сплошное попрание чести и потеря лица.
— Ну тогда мне надо эквивалент пятисот долларов в месяц, новая форма для всего нашего персонала, что на городских станциях работает, перестройку работы прачечной, чтобы форму стирали в выходные, и наши люди, как чушки не ходили на работу, ну и еще кое-что, но это будет доводиться до вас по ходу работы.
— Паша, ты сам то себя слышишь? Будет доводиться до вас по ходу работы… Ты о себе что возомнил? — чувствую, что сейчас меня выгонят в пятый раз из этого кабинета.
— Григорий Андреевич, ну как я вам могу сказать о своих планах, если я не знаю, удастся ли реализовать их на первом этапе. От вас пока нужны эти копейки и информация, когда вас пригласят на совещание к энергетикам, конкретно к Томскому.
Апрель 1994 года.
Совещание по подготовке к летней ремонтной компании 1994 года было созвано в расширенном составе, с приглашением крупнейших подрядчиков, в число которых попал и мой генеральный директор. Началось оно ровно в одиннадцать часов, а в одиннадцать часов ноль одну минуту его течение было прервано ревом десятков молодых голосов под окном.
— Томский, уходи! Томский — отравитель! Томский — зло!
Генеральный директор энергосистемы в сердцах ударил кулаком по столешнице с такой силой, что тяжелый письменный набор подпрыгнул.
Кто-то из «молодых», присутствующих в просторном кабинете бросился закрывать распахнутую, по теплой погоде, форточку, но это особо не помогло — голоса за окном надрывались не за страх, а за совесть.
— И откуда они только узнают…- пробормотал Томский.
Травить генерального директора энергосистемы начали совсем недавно. В Москве, все-таки, допилили новую Конституцию страны, Верховный Совет, не расстрелянный в октябре прошлого года, дорабатывал последнюю сессию, а на осень были запланированы выборы в новый высший орган власти — Государственную Думу, что вызвало запредельную активность десятков политических партий и движений.
Вот и сейчас, под окнами старого, «сталинской» постройки, здания областной энергосистемы, визжали, орали, свистели и просто радовались жизни два десятка студентов, расположенной недалеко, водной академии. Но, не надо считать, что молодые люди просто хулиганили. Нет, они выполняли важную общественную миссию — боролись за экологию под эгидой партии «Кедр», что подтверждала пара флажков с стилизованным изображением какого-то хвойного растения.
Студенты обходились мне всего в один доллар в день, а связь с экологическим движением обошлась всего в десять долларов, зато генеральный директор энергосистемы, за две недели экологических пикетов, начал вздрагивать от любого громкого звука. Каждый день молодые люди кричали под окнами его кабинета, требуя немедленно прекратить травить родной город. Когда студенты уставали кричать, они начинали гудеть в дудки и горны, которые обошлись мне тоже в какие-то копейки, а в довершении, бить в барабан.