Тенепад
Шрифт:
– Мара, - сказала я, отдав Гаррету вторую фигурку. – Женщина.
Гаррет улыбнулся. Он потанцевал куклами у своей ноги, посвистев, пытаясь напевать.
– Беха! – попросил он. – Дай Беха!
Я делала маленькую фигурку Брендана и представляла сына Мары и Гаррета в пятнадцать лет, юношу, ищущего путь в мире. Я представила его в двадцать пять лет, с женой и детьми, он едва знал родителей.
– Брендан, - сказала я, вложив в ладонь Гаррета фигурку. – Твой сын. Твой мальчик.
Из корзины на меня смотрели, не мигая, странные слова. Может, эта грустная пара не была одна. Слышался
– Мышь, - слишком быстро сказала Мара. – Они всюду осенью. Хочешь медовухи? Согреешься.
Я встала на ноги. Теперь Гаррет был рад своей соломенной семье.
– Спасибо. Мне нельзя задерживаться, - Мара посмотрела на меня, на столе стояли три чашки, от которых поднимался пар. – Вы очень добры, - добавил я. Про бабушку я ей рассказывать не буду. Ей не нужно было знать, что я понимала слишком хорошо, как бывает, когда родного человека доводят до такого.
– Я ценю твою смелость и доброту.
Мара обхватила руками чашку.
– Не очень-то добрая, - прошептала она. – Порой я смотрю на него и желаю… не важно.
– Это сложно, - я два времени года ухаживала за бабушкой, пока лихорадка не убила ее. Гаррет выглядел здоровым и сильным, он мог прожить до сорока лет.
– Он мой муж, - сказала она с убивающей простотой. – Я все, что у него есть.
* * *
Вскоре мои запасы пополнились подарком в виде хлеба и сыра, которые Мара настояла, чтобы я забрала, и я была на пороге ее дома, укутанная в свою накидку, с сумкой на плече.
– Я бы укрыла тебя здесь, если бы могла, - сказала она. – Но люди не доверяют нам. Если бы они не боялись Гаррета, они давно прогнали бы нас.
– Ты уже дала мне больше, чем многие люди, - сказала я. – Мне лучше уйти. Как далеко мост?
Мара побледнела.
– Ты о старом мосте? Который там? – она кивнула на север, на тропу.
– Точно.
– Никто туда больше не ходит, - тихо сказала она. – Река выбросит тебя на берег мертвой. Там не перейти.
Сердце сжалось. Я оглянулась на долину с королевским мостом, который стал единственным выходом. Стражи проверяли всех проходящих. Их оружие блестело в свете тусклого осеннего солнца.
– Придется попытаться, - сказала я. – Прощай, Мара. Спасибо.
– Боги сберегут тебя в пути, - прошептала она.
Вдруг за ней появился Гаррет. Он сунул соломенную семью за воротник рубашки, их безликие головы слепо смотрели на меня. Он издал звуки, которые я посчитала прощанием.
– Прощай, Гаррет, - сказала я, выдавив улыбку. – Ты хороший, я желаю тебе счастья.
Из одного из домов послышались голоса, Мара втащила меня в дом.
– Погоди, - пробормотала она.
Из дома вышли двое мужчин. Они говорили дальше. Один вернулся в дом, а другой пошел по дороге к нам. Мы ждали, дверь закрылась до щели, мы молчали. Мужчина прошел мимо дома Мары, не глядя на него, и исчез в стороне, откуда я пришла. Я выдохнула.
– Иди, - сказала Мара. – Другие вряд ли тебя тронут, но этот парень, что прошел, Донал, доложит, что видел в этом крае незнакомку. Поспеши.
– Доложит, - повторила я. – Кому?
– Дозорным. Стражам. А потом все равно это дойдет до Силовиков, - ее голос был плоским.
Я напряглась.
– Я принесла
– У меня есть история. И Силовики знают Гаррета. Он защитит меня по-своему, - она замешкалась. – До старого моста идти долго. Но у тебя нет выбора, ведь Донал пошел к Летнему форту. Не иди через мост ночью. Это место… Там есть существо. Под ним. Говорят, что оно никого не пускает.
Силовики и существо под мостом. Я знала, что выбрать.
– Спасибо, Мара, - сказала я. – Удачи.
– Безопасного пути, - и дверь со скрипом закрылась.
* * *
За домами дорога стала крутой. Мои починенные фейри туфли еще были целы, но ноги вскоре устали. Сумка была такой тяжелой, словно я набила ее камнями. Облака закрыли солнце, грозя пролиться ночью дождем. Я продолжала кашлять. Так можно было звенеть в колокольчик, приманивая людей к себе. Я не останавливалась, чтобы отдохнуть, ведь казалось, что если я сяду, то уже не смогу встать. Я надеялась, что мое решение побыть в домике Мары не будет стоить мне шанса пересечь мост дотемна.
Мне повезло, и я знала это. Гаррет мог убить меня на месте. Мара могла заставить его удерживать меня, пока она звала бы Силовиков. И на награду они с Гарретом запаслись бы едой на всю зиму. Многие люди не мешкали бы.
Я шла дальше. Я никак не могла помочь ей, ничто не могло сделать Гаррета снова здоровым, целым, каким он был раньше. Сделавших это с ним официально называли Поработителями, и по имени было ясно, что они подчиняют людей, делая послушными рабами короля. Если что-то шло не так, то человек становился таким, как Гаррет, ребенком вместо взрослого мужчины.
Скребок разума был пыткой. Из всех ужасов, с которыми столкнулся народ Олбана, этот был хуже всех. Бабушка говорила мне, что это было древним искусством, когда-то было силой добра. Я с трудом ей верила. Она говорила, что раньше этих людей называли целителями разума. Это был дар необычной силы, он был лишь у горстки людей Олбана. Шли годы, их рождалось с этим даром все меньше, и еще меньше знало, как им пользоваться, пока не забылись все они.
Целитель разума мог коснуться головы спящего и пройти в его мысли, этот дар не отличался от Поработителей. Но целитель не искал власти. Он помогал. Мог успокоить, избавить от горя. Мог отвлечь умирающего, дать надежду отчаявшемуся. Дар целителя приходил в виде снов, которые могли появляться столько ночей, сколько требовались. Спящий не помнил эти сны, как говорила бабушка, но они помогали.
Поверить становилось еще сложнее, когда я увидела, как бабушка пала жертвой Поработителей. Та ночь показала мне жестокость скребка разума. Я знала и любила бабушку – сильную и мудрую старушку, душу компании. Я видела, что от нее осталось. Если исцеление разума и было, то в забытые времена, в королевстве света и добра. Но я подозревала, что это выдумали, чтобы успокоить меня. Как исцеление разума могло стать злым искусством скребка разума, не могла объяснить даже бабушка. Все, что она сказала, что Кельдек использовал магию по-своему. Даже если один целитель разума еще существовал, когда он взошел на трон, король мог захватить его и заставить служить своим интересам. И тогда дух целителя разума был мрачным.