Теневые игры
Шрифт:
– Да ты не волнуйся, все хорошо будет,- в моем же тоне заворковал вдруг Торин, опуская ладонь мне на макушку и начиная неловко поглаживать по волосам. С такими тяжелыми руками ему бы только кошек ласкать. Еще бы за ухом или под подбородком почесал. Я презрительно фыркнула, вздохнула и… не отстранилась. Просто тупо уставилась взглядом в изумрудный узор на ковре и закусила нижнюю губу, стараясь не визжать от беспомощности. Все хорошо, ишь ты… Эх, наши бы слова да богам в уши!
Из спокойного оцепенения, навеянного усталостью и тихим бормотанием Торина, продолжавшего вполголоса нести какую-то успокаивающую ерунду, меня вывели приглушенные звуки шагов в коридоре. Кто бы ни шатался по замку, он проследовал мимо моих покоев, но я уже пришла в себя и с присущей мне категоричностью принялась
– Это все, конечно, хорошо, но мы оба всю ночь не спали, а завтра у нас будет напряженный день. Поэтому… – Я примяла сидячее положение и многозначительно посмотрела на дверь. Лорранский порывисто встал, прошипел нечто невнятное и вышел с таким видом, словно получил плевок в самую душу.
Дверь хлопнула так оглушительно и негодующе, будто разделяла все одолевавшие Торина чувства.
Я дождалась, пока останусь только в обществе Тьмы, и подергала шнурок звонка. Явившейся на зов заспанной служанке велела сварить и принести кофе (я так и не полюбила этот странный, ни на что не похожий напиток, но оценила ту легкость, с какой он помогал прогнать усталость и дрему – неизбежных спутников проведенной на ногах ночи), потом вновь улеглась на ковер и вытащила из-под живота слегка примявшуюся газету, купленную на улице Чар и, за неимением сумки, небрежно заткнутую за пояс штанов. Разгладила ее ладонями, положила перед собой и углубилась в чтение, запивая колонки мелкого убористого шрифта горячим, до омерзения сладким кофе. И просила же не класть столько сахара, вот только прислуга, привыкшая баловать приторными напитками милорда Торина, никак не могла привыкнуть к моим вкусам.
Ничего особо скандального или необычного в этом номере "Вечерней Каленары" не было. Его содержание состояло из пары капающих ядовитыми насмешками статеек, посвященных недавней свадьбе одного из советников короля, двух некрологов именитым горожанам, ничего не значащих сплетен и слухов, обширного опуса, пространно восхваляющего мудрость и дальновидность нашего монарха и его прекрасной супруги, нескольких частных объявлений, нарисованного в трех ракурсах корсета под скромной надписью "На правах рекламы" и небольшого очерка, посвященного предстоящему турниру.
Вот он-то меня и заинтересовал. Бегло просмотрев неумеренные восторги корреспондента, вызванные размахом предстоящего празднества, я надолго задержала взгляд на заключенном в прихотливую рамку списке участников. Большинство имен мне были неизвестны, некоторые находили слабый отклик в памяти, но не вызывали практически никаких эмоций, а вот до боли знакомая фамилия и все титулы Торина, занявшие пять строчек во всю ширину колонки, заставили страдальчески поморщиться и начать водить пальцем по бумаге в безуспешных попытках понять, кого выставят в противники моему графеночку. По всему выходило, что в пару с фаворитами ему не попасть. Это не могло не радовать. Но кроме прошлогоднего чемпиона и его основного противника заявки на участие подали еще девятнадцать человек. И с кем-то из них Торину хочешь не хочешь, а встретиться придется.
И что мне делать? Хоть в мужчину рядись и оруженосцем следом за моим клиентом на ристалище выходи, честное слово!
Традиции рыцарства в каждой стране свои. Я даже удивлялась порой, как люди ухитряются вкладывать столько несхожих смыслов в одно-единственное слово. В Йанаре, к примеру, и вовсе не существовало такого понятия, а элитные бойцы назывались не иначе, как Отряд Вихрей. В Вейнанне рыцарем мог стать только аристократ или благороднорожденный. А в Райдассе носить доспехи и размахивать мечами знать почему-то считала зазорным и недопустимым для истинного придворного. Поэтому повеление сражаться на турнире и было наказанием для бедного бестолкового Торина, которому так не вовремя вздумалось отстаивать мою честь на дуэли – большинство аристократов скорее съели бы свои регалии, чем приняли участие в бое на потеху толпе черни. Милорд Иррион, насколько мне известно, в войну Ветров командовал каким-то дивизионом, но на турнирах никогда не бился и рыцарского звания не имел. Его получали лишь особы незнатного происхождения, преуспевшие в боевых искусствах и снискавшие милость короля. Оный, кстати сказать, был единственным родовитым райдассцем и рыцарем. Откуда пошла эта традиция, не известно никому, но соблюдалась она
Каленара, еще вчера по-осеннему сонная и, насколько это вообще возможно для столицы, тихая, неузнаваемо преобразилась за какие-то сутки, предшествующие главному рыцарскому развлечению года. К нему приурочили одну из двух больших ярмарок, и в стольный град валом повалили путешественники, работорговцы, жители пригородов, крестьяне и ремесленники, калики перехожие, гости Райдассы, коробейники, прихлебатели и челядь рыцарей, девушки на выданье, купцы, кузнецы, наемники, менялы, художники, менестрели, бродячие актеры и циркачи, вожаки дрессированных демонов, торговцы редкостями, поэты, цветочницы, лошадиные барышники, странствующие маги, оруженосцы, девицы легкого поведения, представители всех населяющих грешную землю Сенаторны рас и прочий праздношатающийся люд, без которого ни одно большое общественное мероприятие просто немыслимо. На улицах толпились слуги и оруженосцы приезжих, задирая смущающихся горожанок, бойких крестьянок, прибывших в столицу с мужьями или отцами, и хорошеньких молодых рабынь, серыми мышками шмыгающих со всевозможными поручениями. Стены домов были задрапированы пестрой тканью, на ставнях болтались ленты и венки из поздних цветов, на печных трубах развевались разноцветные куски материи и бумажные фестоны; порой из окон свешивалось знамя или вымпел, ясно указывающий, что здесь изволил остановиться милорд рыцарь. Бряцание оружия, рычание зверей, смех, песни, волнообразный рокот толпы и истошные вопли труб и ат'танов почти полностью заглушали плывущий в серебряно-прозрачном небе густой звон с колоколен храмов и пригородных монастырей – жрецы молились богам, чтобы дни турнира не стали кровопролитными и траурными.
На площади Трех Фонтанов была устроена своеобразная выставка гербовых щитов съехавшихся на турнир рыцарей. Гербы и знамена располагались в строгом порядке, согласно очередности выхода на ристалище, которая пока еще не была известна никому, кроме устроителей да молоденьких герольдов, шустро размещающих вымпелы и щиты в специальных подставках. Я по дороге специально попросила кучера сделать крюк и проехать мимо этой выставки. Рыцарь или не рыцарь Торин, а щит с гербом у него нашелся, да роскошный, отделанный серебром и дорогим островным перламутром, ясно указывающий, что его владелец – непростой человек. Стоило кучеру приостановиться, руганью и взмахами бича распугивая так и лезущих под копыта лошадей зевак, как к открытому по случаю хорошей погоды окошку подскочил один из суетящихся на площади герольдов:
– О прекрасная леди, затмевающая своей красотой все цветы Райдассы, не желаете ли вы узнать что-либо о рыцарях и их окружении?
Совсем еще мальчишка, лет четырнадцати-пятнадцати на вид, он был так горд возложенной на него миссией, так взбудоражен царящей вокруг суматохой и суетой, так рад, что успел к карете первым, опередив еще троих, столь же юных и взволнованных, что я решила не разочаровывать едва не пританцовывающего от возбуждения парнишку и с милой улыбкой поинтересовалась:
– А чей это герб?
– Извольте указать пальчиком, миледи,- с легким полупоклоном попросил герольд, притопывая подкованными металлом каблучками форменных сапог, сшитых из нескольких видов кожи. А мне почему-то вспомнился встреченный на улице Чар торговец газетами, босой, лохматый и замерзший, подпрыгивающий не от восторга, а от холода, старающийся не разронять свой товар и оглушительно орущий, чтобы поскорее его распродать. Вот ведь жизнь какая – один приплясывает на мостовой от гордости, а другой – по необходимости. Потому что родился не во дворце или резиденции аристократа, а в какой-то лачуге.