Теневые игры
Шрифт:
Развязка наступила быстро и неожиданно. Один из всадников действительно упал. Вот только это был не мой клиент, а его противник. Трибуны взревели, восхищенно и разочарованно одновременно. Зрители явно ожидали большего – скажем, треска ломаемых копий, кровавых ран, предсмертных криков и стонов, последнего "Люблю…" для сходящейся в рыданиях прекрасной дамы и торжественного вознесения побежденной души в мир надлунный. Но никак не того, что неумеха-рыцарь свалится с лошади еще до столкновения!
Торин был растерян, но быстро оправился,
Герольды заспорили. Вопрос и впрямь был необычным и щекотливым. С одной стороны, свалиться с лошади – ужасный позор, бесславье и безусловное поражение. Однако всем и каждому было ясно, что как раз рыцарь в данном случае почти не виноват. Так что кому присуждать победу – не ясно. Конечно, проще всего было замять досадное происшествие и объявить второй раунд, но, к сожалению, противник Торина очень неудачно упал и ухитрился сильно повредить руку, поэтому ни о каком продолжении поединка и речи не шло.
Я вопросительно покосилась в сторону ложи, где устроились маги. Цвертина перехватила мой взгляд и слегка кивнула. По губам магини, подкрашенным модной в этом сезоне серебристо-розовой помадой, скользнула едва заметная удовлетворенная улыбка, и я, не сдержавшись, ответила ей тем же. Что бы там ни случилось с несчастным седлом, в этом явно повинна моя рыжеволосая подруга. За что надо будет непременно ее поблагодарить. Как и что она провернула – остается только гадать, потому как тотальной блокировки магии на ристалище никто не отменял. Впрочем, способ не так уж важен, главное – результат.
Их величества, изрядно заскучавшие во время попытки найти правых и виноватых, изволили лично вмешаться в решение сей деликатной проблемы и, посовещавшись между собой, провозгласили, что поединок не засчитывается. И сражаться бы Торину с кем-нибудь еще более сильным и умелым, чем его давешний противник, если бы не мое вмешательство в неспешную монаршую беседу. Поняв, что мой клиент сейчас, возможно, сложит свою не шибко умную голову, я тихонько взвизгнула и обмякла в кресле.
Королева прониклась ко мне симпатией до того, что изволила лично похлопать меня по щекам, а затем капнуть на платок немного одеколона и поднести к моему носу. Поморщившись, я прекратила паясничать, изображая обморок, и с тихим жалобным вздохом открыла глаза. Вокруг уже суетились слуги, заботливо поднося нюхательные соли, бокалы вина и тазики с холодной водой. Даже в ложе магов произошло некоторое движение; кажется, кого-то из лакеев послали за чудодеями, дабы при необходимости сомлевшей девице оказали первую магическую помощь и привели ее в чувство каким-нибудь заклинанием.
– Как же вы нервны,
До чего же приятно и полезно быть любимицей сильных мира сего! Нескольких беспомощных взглядов привели королеву, уверовавшую в собственное могущество и значимость, в хорошее расположение духа, и она обратилась к своему венценосному супругу с просьбой отстранить милорда Лорранского от участия в турнире. Причина, самая бестолковая и притянутая за уши, была найдена тут же. Я припомнила бледность Торина перед тем, как он опустил на лицо забрало, и быстренько сообщила, что граф страдает чахоточной немочью. Ну разве можно хворого да несчастного на ристалище выпускать?! Королева покосилась на меня не без некоторого ехидства, но согласилась, что больному в поединке не место. Ему бы в кровати полеживать да сладости кушать, а не мечами размахивать.
Услыхав монаршее решение, я вскочила из кресла и выполнила самый глубокий и почтительный в своей жизни реверанс.
По давнему обычаю, после окончания турнира снявшие доспехи рыцари и их прекрасные дамы встречались уже за стенами ристалища. Для этого в высшей степени трогательного и нежного события стража специально расчищала большую площадку, разгоняя торговцев и бродячих актеров. Народ, надо сказать, был не в обиде – уж слишком занимательным было зрелище единения любящих сердец богатых лордов и леди.
Несколько растерянный и обескураженный, но весьма гордый собой Торин стоял среди рыцарей, уже вышедших на луг, когда двери ложи распахнулись и из них хлынули блестящие дамы и кавалеры.
А первой шла, вернее, бежала, почти летела Тень. Лицо наемницы сияло таким восторженным, сладким до опьянения счастьем, что граф даже не поверил сначала своим глазам. Казалось, за спиной девушки выросли крылья, а стремительно перебирающие ноги, обутые в туфли в тон платью и похожие на темно-синие язычки пламени, не касались земли. Тень похорошела той особой красотой, какой красивы лишь очень счастливые, сходящие с ума от радости и восторга люди.
И внезапно Торин понял, кого же так напоминала ему наемница. Она была похожа на композитный лук – тяжелый, надежный, с тугой тетивой и пластинками козьего рога на внутренней стороне. Такое оружие не предназначено для случайных рук. Не дастся оно ни неумелому, ни неаккуратному, ни самонадеянному. Оно красиво, надменно, гордо собой, но всегда немного печально и задумчиво. Потому что только лук знает, что на самом деле он – арфа. Просто без струн.
А Тень, сияя диким восторгом и умело пряча привычную, бесконечную тоску в глубине мрачно-карих глаз, неслась к графу, опережая других девиц, бросившихся к своим рыцарям, и даже, кажется, обгоняя носящийся над полем ветер. В придворном наряде она двигалась так же легко и стремительно, как в удобном и непритязательном костюме наемницы. Даже длинное платье и каблуки не стали помехой проворному, восторженному, счастливому бегу.