Теневые владыки: Кто управляет миром

Гленни Миша

Члены «Чисел» любили говорить — часто небезосновательно, — что их союз был главной формой противодействия апартеиду, настолько сильной, что его боялись тюремные охранники, преимущественно белые (зарезать охранника было важным обрядом инициации в «Числах»). Правда, адепты организации также вели кровопролитные междоусобные войны (в особенности «26» и «28» с их традиционной враждой), связанные с таким центральным вопросом «вероучения», как допустимость гомосексуальных связей в пределах «Числа».

Эта система была внутритюремной. Когда члены «Чисел» появлялись в городах, к ним относились с уважением, однако там был другой тип организации — банды, и в них своя иерархия. И нигде банды не были так сильны, как в цветных кварталах Кейптауна.

Шоссе, ведущее из международного аэропорта Кейптауна в город, проходит через несколько обособленных районов, вроде Митчелс — Плейна и Гугулету. По

этому шоссе снуют сквозь потоки машин мужчины, женщины и дети, стремящиеся попасть из одного района в другой. Вечером эти пешеходы уже бредут, пьяно пошатываясь — это одна из причин того, почему дорожная смертность в Южной Африке одна из самых высоких в мире. По обе стороны шоссе солнечные лучи играют на крошечных хижинах из гофрированных железных листов, где находят пристанище целые семьи. Хижины стоят под густой паутиной проводов, с помощью которых жильцы воруют электричество из главной линии. Благодаря европейским программам помощи здесь соорудили несколько линий туалетных кабинок, позволяющих обитателям сохранять минимальное человеческое достоинство. Эти люди, начавшие когда-то селиться здесь из-за апартеида, ютятся, словно куры на птицеферме, выживая с помощью жалких заработков, если посчастливилось найти работу. Вся эта нищета удручает еще сильнее оттого, что находится всего в нескольких милях от жилых кварталов мирового уровня роскоши и богатства, в которых бассейны и теннисные корты считаются уже не роскошью, а необходимостью.

Слияние наркотиков и оружия — это банды Кейптауна.

«Заставьте людей жить, сидя на голове друг у друга, и вы обязательно получите социальную напряженность, которая найдет выход в насилии. Если я чего никогда не мог понять, так это то, почему насилия не становится больше», — говорил Эл Лавджой, описывая районы, которые он знает хорошо и не понаслышке. Эл, обладатель мускулистых рук, покрытых татуировками, угощается дешевой южноафриканской выпивкой и скручивает себе «косяк», сидя напротив меня в студенческом баре в Стелленбоше, центре винной отрасли страны, а некогда и интеллектуальном оплоте белого расизма. Родители, которые Эла и воспитывали, в детстве обращались с ним с неслыханной жестокостью. Его запихнули в исправительную школу, где он быстро стал наркоманом и откуда немедленно загремел в тюрьму. Подростком он жил то в тюрьме, то на улице. Его приняли в банду Шестого района Кейптауна, который находился в полумиле от центра города. В конце 6 0-х годов правительство заявило о своем намерении выселить из Шестого района всех его жителей и переселить их в новые кварталы, в сорока километрах отсюда. Этот шаг привел в ярость черное и цветное сообщества, хотя некоторые из белых либералов Кейптауна также приняли в штыки предстоящий захват богатыми белыми этого района, который собирались переименовать в Зонненблойм («Подсолнух»). Несколько проведенных кампаний вынудили власти отложить снос и реконструкцию Шестого района. Именно здесь и зародились некоторые из самых известных банд 70-80-х годов, которые сформировали среду уличного насилия Кейптауна. Хотя Эл Лавджой был белым, местные цветные приняли его, и вскоре он стал членом одной из банд:

«После самой страшной драки, в которой я когда-либо участвовал, я примкнул к «Ублюдкам»… Внезапно передо мной возник этот (человек, вооруженный ножом). Из-за его спины вдруг появилась какая-то огромная квадратная черная штуковина, закрывшая небо над ним, и обрушилась мне на голову. Я рванулся в сторону, и эта штука двинула сбоку меня по лицу, обрушившись на мое плечо и едва не сломав его. адреналин бушевал во мне так, что дальше было некуда, и я обеими руками схватил его за волосы, пригнул его голову вниз и что было сил пнул коленом в лицо. Попал я как надо: он отлетел к стене, которая была у него за спиной, сильно ударившись об нее с жирным хрустом. Но я не собирался останавливаться, и, когда у него подкосились ноги и он стал оседать, я снова схватил его за волосы, пригнул его башку к земле и ударом ноги вышиб из него его дерьмовую душонку. Эта паскудная погань собиралась размозжить мне голову какой-то деревянной дубиной с кусками металла и цемента».

Для черных и цветных в провинции Вестерн-Кейп и прочих местах это был обычный опыт подростковой поры. При апартеиде полиция не слишком стремилась останавливать подобную агрессию: в основе ее стратегии лежало поощрение насилия против черных, независимо от того, кто его творил. Если молодые негры и цветные избивали друг друга, значит, им не надо было выходить на демонстрации

против апартеида или примыкать к организации «МК», боевому крылу Африканского Национального Конгресса. Неотъемлемой особенностью жизни банд были, разумеется, и наркотики (еще одна разновидность контроля над обществом). А та культура, которая окружала их продажу и распространение, только усугубляла жестокие способы социализации, которые использовала молодежь с окраин. Эл объяснял мне: «Дилеры — это самое дно, низшее звено пищевой пирамиды, и они почти всегда работают на кого-нибудь. «Гонцы» (runners) — это менеджеры среднего звена в наркоторговле. Они собирают выручку и развозят товар дилерам, а заодно сообщают своим хозяевам, что творится на улицах. Им тоже нужно быть хитроумными. Они являются буфером, разделяющим буров (полицейских) и боссов».

Эл рассказывает, а тем временем мы поздним вечером едем по району Стелленбош — это ужаснейший кошмар для южноафриканских белых, и уж, конечно, я бы не порекомендовал испытать его на себе. Но когда мы покидаем машину, Эл сохраняет спокойствие. «Можно не запирать ее. Вы даже можете оставить на переднем сиденье ноутбук. Если вы со мной, его и пальцем не тронут». И действительно, когда мы идем по лабиринту развалюх, то удостаиваемся теплого, сердечного приема от всех и каждого. Когда в конце 80-х — начале 90-х апартеид стал трещать по швам, стали стремительно возникать новые возможности, которыми пользовались криминальные боссы. В местности Кейп-Флэтс возникли две супербанды: «:Американцы», которых возглавлял Джеки Лонти, а позже в качестве их противников возникла «Фирма» (тщательно продуманный альянс нескольких банд, которых вытеснили «Американцы»).

По словам одного из заместителей Лонти, именно он познакомил Кейп-Флэтс с крэком: «Он был одним из первых, кто смотался в Бразилию и стал заключать там сделки, после чего в ЮАР стали прибывать «мулы». Это были дети из богатых семей индийских мусульман. Им часто звонил Джеки Лонти или его люди, чтобы те требовали у своих родителей денег — сами отпрыски были у него в заложниках, и он удерживал их в одной из своих точек, и если родители не платили. тогда им можно было пригрозить».

Амбиции «Американцев» не ограничивались одним только Кейптауном: Южная Африка представляла собой огромный рынок. Как сообщил потом один из сообщников Джеки, у того была идея перенять мистические атрибуты «Чисел», чтобы расширить масштаб своих операций: «У меня не слишком хорошая память на даты, но когда-то давно, еще в 80-х, Джеки сидел какое-то время в тюрьме. Когда он вышел, то привел за собой на улицы «Числа». Теперь для заключения сделок приходилось знаться с тюремными бандами».

Лонти объявил, что «Американцы» — это «вольные» представители банды «26». «Числа» действовали в масштабе всей страны. Застолбив за «Американцами^) связь с «Двадцать шестыми», Лонти мог утверждать среди банд свои «дилерские привилегии», просто используя узнаваемую торговую марку. В силу своей тайной и жесткой структуры «Числа» оказались бессильны предотвратить кражу своего имиджа, а «Фирма» очень скоро объявила, что представляет банду «28», что, конечно, подлило масло в огонь кровавой вражды между двумя супербандами. А когда границы Южно-Африканской Республики благополучно открылись и в страну хлынули самые разнообразные наркотики, уличные банды получили возможность распространять новый товар быстрее и эффективнее, чем в любой другой стране, которая открывалась для внешнего мира, — как, например, Россия.

Но если «:Американцы» создали по всей Южной Африке свободный альянс банд, то «Фирма» пошла дальше и создала постоянный картель с единой деловой стратегией. Лидер «Фирмы», Колин Стенфилд, не хуже нигерийцев понимал, что в теневой экономике ЮАР имеются огромные бреши. Поэтому он создал неофициальный банк, воспользовавшись для этого финансовыми резервами группировки. Клиенты — участники банка получали стартовый капитал и основывали свои базы вдоль индийско-океанского и атлантического побережий Капского полуострова с вполне конкретной целью: подтолкнуть богатую белую молодежь последовать примеру своих сверстников в Европе и США и приобрести вкус к кокаину.

Всего две сотни метров пустырей разделяют большой полицейский участок и Валгалла-Парк — цветной район с мрачным вагнеровским названием и жуткой репутацией, которой район обязан своим бандам и наркомании. Валгалла-Парк, родина Колина Стенфилда, кажется слишком маленьким, чтобы доставлять столько неприятностей — наподобие района Богсайд в Дерри, Северная Ирландия, который тоже выглядит слишком приятным и аккуратным для своей роли источника насилия и беспорядков. Однако Валгалла-Парк и по сей день остается одним из самых опасных и жестоких мест в Южной Африке, где людской гнев и преступность слились в гремучую смесь.