Теневые владыки: Кто управляет миром
Шрифт:
Местный полицейский участок выглядит, словно осажденная крепость, чем приводит на память полицейские участки Управления королевской полиции Ольстера, защищенные смотровыми вышками и колючей проволокой. Дополнительную смелость полиции должно придавать сознание того, что она может обратиться к ADT, частной американской службе безопасности, и оттуда вышлют вооруженную группу быстрого реагирования, если на полицию вдруг решит обрушиться банда вооруженных валькирий из Валгаллы.
Где была бы Южно-Африканская Республика без этих вооруженных групп быстрого реагирования? На каждого сотрудника Полицейского Управления ЮАР приходится четыре с половиной сотрудника частных охранных компаний. Эти люди имеют лицензию на ношение оружия, и их главная задача — оберегать белый средний класс от вооруженных ограблений и нападений. Их подопечные проживают в немыслимо роскошных кварталах,
Однако благодаря вооруженным группам, а отчасти из-за того, что жизнь тут всегда была такой, белые гораздо реже становятся жертвами преступлений по сравнению с черными и цветными, поскольку средоточие насильственных преступлений — это городские окраины. Тем не менее после отмены апартеида вооруженные охранники сыграли важнейшую, хотя и не слишком заметную роль в поддержании мира в ЮАР. Хотя в Советском Союзе и странах Восточной Европы спецслужбы держали повседневную жизнь граждан под пристальным наблюдением, в этих странах существовали нормальные полицейские структуры, которые боролись с преступниками на местах, управляли дорожным движением и переводили через дорогу старушек (не обращая внимания на национальность и вероисповедание).
Южноафриканская полиция времен апартеида была другой силой — откровенно политической. Ее основным занятием было обеспечивать действие Закона о групповых территориях и держать негров и цветных в тех районах, которые были им отведены. Попасть в крупные районы или покинуть их можно было только по мостам или дорогам — в местах, которые могли легко перекрыть несколько человек с оружием и машинами. В самих этих районах южноафриканская полиция никакой работы не выполняла: пьянство, кражи, изнасилования, убийства и их последствия были проблемами, с которыми население районов должно было справляться самостоятельно (конечно, не считая тех случаев, когда правонарушитель вторгался в места проживания белых).
Полиция являлась железным кулаком апартеида. Службы безопасности (в особенности подразделения, воевавшие с коммунистами за рубежом, в таких странах, как Ангола и Мозамбик) были еще страшнее. Помимо своей основной работы — сметать с лица земли ангольские и мозамбикские деревни — в неслужебное время они подрабатывали контрабандой в ЮАР из соседних стран алмазов и прочих ценных товаров. Эти люди — не столько полиция, сколько прототип криминальных синдикатов — были не слишком милы и приятны. Часто они проходили подготовку для убийств и слепо верили в идеологию, провозглашавшую черных и цветных существами второго сорта. В таких областях, как борьба с местной преступностью, управление дорожным движением и перевод старушек через дорогу их навыки находились в зачаточном состоянии.
Когда первый министр безопасности из АНК попросил Питера Гетроу стать его главным советником по полицейской реформе, тот в полной мере представлял себе эти проблемы. «Раньше полиция сосредотачивалась в большинстве своем в белых кварталах, и тут вдруг ни с того ни с сего отменяют законы о пропускном режиме, и люди могут ходить где угодно, — вспоминал он. — Копы больше не могли кого-нибудь отлупить, чтобы выбить из него показания. Они никак не могли взять в толк всю эту белиберду о служении людям. Они же всегда приказывали людям что-то делать, а теперь должны были им служить! За эти последовала такая суматоха — вы и представить себе не можете… Приезжают сюда шведы и голландцы и внушают им, что полицейский должен уважать права человека! Это они южноафриканской полиции-то!» — и Гетроу заливается смехом, вспоминая, как «ударные отряды» скандинавов в шерстяных свитерах проповедовали костоломам-бурам с боевыми шрамами, как облегчать страдания людей.
В первой половине 90-х годов Нельсон Мандела и либеральные союзники его АНК отдавали себе отчет в том, что полиция апартеида представляет собой угрозу для мирного переходного периода. Гетроу утверждает, что кое-кто из недовольных белых принялся раздувать первые искры гражданской войны среди зулусов, между сторонниками АНК и более консервативной «Партией Свободы Инката». Делали они это потому, что, если бы между зулусами разгорелся конфликт, он нанес бы смертельный удар по власти черного большинства. Если бы в ответ на эту войну белые стали мобилизовать свои силы под предлогом самообороны, южноафриканская полиция оказалась бы их ополчением, дожидавшимся своего часа.
«Поэтому мы разработали продуманную стратегию, — рассказывал Гетроу. — У вас имеется мощная полиция безопасности, которую новое правительство боится. Первая задача —
Однако выбрасывать их на улицу было слишком рискованно: последнее, что можно было бы захотеть, — это группа обозленных полицейских, с их не менее несчастливыми верными подчиненными, работающими в городе. В отличие от россиян, восточноевропейцев и американцев, после вторжения в Ирак в 2003 году правительство Южной Африки понимало, что нельзя просто так уволить полицейских и военных, а потом ожидать, что общество останется стабильным. «Поэтому мы собрали их и сказали: и мы, и вы, мы знаем, что вы творили страшные вещи. И я, как член АНК, тоже не могу сказать, что мы там все были ангелами — но как насчет большой пенсии? Никакого шума, никаких громких заявлений. Я не хочу вас принуждать — давайте договариваться. И они согласились. Люди пошли на это. Но хотя руководство приняло эти вознаграждения, рядовые сотрудники полиции ничего не получили, и они до сих пор испытывают острое недовольство — они уверены, что их бросили их начальники, бросил президент де Клерк и бросила Национальная партия».
Появление вооруженных групп быстрого реагирования оказалось неожиданным благодеянием, поскольку белые полицейские, которым не нравилось служить в полиции новой Южной Африки, стремились теперь держаться вместе и действовать группами. Более того, расходы на эти отряды возлагались не на государство, а на белый средний класс, который охотно платил лишние деньги, чтобы поддерживать уровень безопасности, сравнимый с тем, что был при апартеиде.
В 1998 году государство тратило на всю уголовную юстицию страны (включая суды, тюрьмы, а также полицию) 22 млрд. рэндов (4 млрд. долларов). Доходы же частных охранных фирм достигли потрясающего показателя — половины от этой суммы, 11 млрд. рэндов. Все эти деньги направлялись на наведение порядка на местах, поскольку новое правительство вынуждено было бороться с двойным злом — социальным коллапсом и расовыми конфликтами. Это изнуряло силы государства, которые неизменно оказывалось вынужденным бежать вдогонку за новой демократической реальностью.
Наиболее характерным преступлением в том очевидном беззаконии 90-х годов, которое охватило Южно-Африканскую Республику, стали угоны машин с применение оружия. Сплошь и рядом встречались истории о том, как усталых водителей, едущих с работы, на светофорах выбрасывали из машин, после чего угонщики всаживали в них пулю и со смехом удалялись. Для внешнего мира все это выглядело как жестокие автоугоны, совершаемые циничными и предприимчивыми любителями покататься, которые пользуются хаосом, сменившим апартеид. В самой же стране это служило громким напоминанием о том, что расовая проблема влияет на все и вся. Жертвами обычно оказывались белые, а преступниками — черные. Для многих белых угоны машин подтвердили их подозрения относительно негров. В атмосфере страха, которую накаляли мрачные сообщения прессы, некоторые белые стали считать, что каждый молодой негр — потенциальный угонщик, готовый наставить на них пистолет. Неграм, в свою очередь, оставалось смотреть, как состоятельные белые гордо едут по шоссе на своих роскошных легковых машинах и джипах, в то время как сами они по-прежнему не вылезали из нищеты. Разве это огромное имущественное неравенство не является самой сутью апартеида, с которым они собирались покончить, спрашивали себя они?
Вплоть до сегодняшнего дня, когда в поле зрения попадает южноафриканская уличная преступность, ее неизменно рассматривают через призму расовой политики. В частных беседах всегда именно так и происходит, а на публике этот вопрос маскируют таким образом, чтобы избежать обвинений в расизме. Эти напряженные, однако скрытые дебаты в контексте расовой политики предсказуемы и обычно ни к чему не приводят. Во всяком случае, разобраться в таком промысле, как угон машин, это помогает не слишком. В одном показательном исследовании осужденных автоугонщиков, которое провел один южноафриканский ученый из Института Криминологии ЮАР, удалось установить, что в 70 % случаев угон машины был заказан. Угонщики искали определенные комплектации и модели машин и начинали действовать только тогда, когда находилась нужная. И хотя в 90 % случаев угонщики угрожали владельцам огнестрельным оружием, в 90 % таких ситуаций они его не применяли. Эти преступления были в первую очередь вызваны не расовой местью и не стремлением к насилию — для огромного и быстроразвивающегося криминального промысла, который охватил весь юг Африки, это был лишь источник доходов.