Тени Атлантиды»

Сейрос Гарри

Подчинить себе тело человека — вот настоящее чудо. Не подавить его волю, не погрузить в сон, а украсть, отобрать тело, как будто это плащ или башмаки, и пользоваться им самому — вот высшее умение. И далеко не у всякого мага такое получится.

Похитить тело у животного или птицы — немного проще, но все равно не всем это под силу. В храме Сатха в Тшепи жрецы часто развлекались, отбирая тело у орла в полете или у крысы, чтобы подслушивать, что происходит в других кельях, а то и в комнате верховного жреца.

Обычно в этом

участвовали двое. Тот, кто хотел попасть в тело животного, сосредотачивался и отрешался от всего земного.

Затем он искал дверь в Мир, Где Живут Души Меньших Братьев, который напоминал огромный погруженный во тьму зал. Попав туда, жрец начинал разыскивать нужную ему душу.

Между тем второй жрец читал нараспев необходимые заклинания. Одни открывали дверь в Мир, Где Живут Меньшие Братья, другие помогали занять тело животного.

Чтобы отрешиться от всего, жрец должен был уметь полностью сосредотачиваться. Такой же навык требовался и для того, чтобы читать заклинания. В этом-то умении и заключалась разница между жрецом и магом.

Маги в отличие от простых смертных умели достигать совершенной сосредоточенности на разных уровнях сознания.

Они могли расщепить свою личность на несколько и поручить каждой части себя какое-то вполне определенное дело, поэтому, чтобы перебраться в чужое тело, им совершенно ни к чему были помощники.

Нутхес последние несколько лет безуспешно пытался перешагнуть этот порог, и верховный жрец как-то пояснил ему, что человек становится магом в одно мгновение и случается такое, как правило, когда ему что-то угрожает.

Если жизнь жреца висит на волоске, а его сознание достигло крайней точки отчаяния, он может угадать и совершить некое волевое усилие, которое спасет ему жизнь. В следующий миг его сознание расщепится, жрец начнет мыслить на нескольких независимых друг от друга уровнях и тогда станет магом.

*

Зверек с глазами, точно черные бусинки, не спешил уходить. Он сидел на краю поляны на расстоянии вытянутой руки от Нутхеса и грыз свою добычу.

«Да поможет мне Великий Сатх», — пожелал себе удачи кхешиец.

Жрец закрыл глаза и стал медленно произносить первое из цепочки заклинаний, необходимых для магического действа. От первого он перешел ко второму, потом к третьему. Читая заклинания, Нутхес пытался одновременно отрешиться от внешнего мира, но у него ничего не выходило.

Нутхес понимал, что делает что-то не так: Он замолчал и попробовал сначала сосредоточиться.

Дыхание его замедлилось, все звуки исчезли. Нутхес огляделся вокруг, чтобы найти дверь, за которой находится Мир, Где Живут Меньшие Братья, и отыскал ее на прежнем месте. Оказавшись рядом, он толкнул ее, но дверь не открылась. Конечно, по-другому и быть не могло. Дверь открывало заклинание.

Стоя у двери, Нутхес попытался вспомнить первую строку, но ничего не получилось. Жрец сосредоточился, все необходимые слова всплыли в

памяти, и В то же мгновение Нутхес очнулся на берегу реки.

Сидевший поблизости зверек внимательно смотрел на жреца. Вдруг он завертел головой, будто услышал звук, который человеческое ухо уловить не могло, и быстро посеменил в лес. Кхешиец проводил грызуна отрешенным взглядом.

Ночное небо над поляной понемногу светлело.

«Все кончено», — сказал себе Нутхес.

Он почувствовал себя бесконечно усталым. Досада на самого себя, злость на свое бессилие обрушились на жреца, точно шквал, и он заплакал. С тех пор, как он плакал в последний раз, прошло столько лет, что жрецу казалось: это было в другой жизни.

Неожиданно зверек снова появился на поляне и начал что-то искать в траве рядом с человеком-птицей.

Нутхес приподнял голову и принялся снова читать заклинания из цепочки. И тут же прекратил.

«В такие мгновения становится ясно, кто есть кто, — разозлился кхешиец. — Я — никто. Ублюдок, дурак, сын рабыни — вот кто я такой. Баран, которого беззубый бродяга зарежет на рассвете. Так и должно быть.»

Кусая губы, Нутхес беззвучно засмеялся. Он смеялся над собой и своей жизнью, мысленно повторяя, что нет на свете ничего более нелепого и смешного, чем он.

Жрец задыхался от смеха, когда услышал хруст.

«Кажется, вывихнул себе шею», — подумал он и почувствовал, как новый приступ злого веселья, будто стайка пузырей, поднимается откуда-то из глубины души.

Но Нутхес не засмеялся.

Все, что в последние мгновения заполняло его душу: обида и злость на самого себя, страх, отчаяние и тоска — все это исчезло. Нарыв прорвался, и гной вытек.

Нутхес прислушался и ощутил внутри себя Великую Тишину.

*

Когда воруешь тело у другого существа и смотришь на мир его глазами — мир меняется.

Человек взглянул на поляну глазами грызуна, и она превратилась в поле. Было светло, как днем. Присмотревшись внимательнее, Нутхес понял, что рассвет еще не наступил, просто теперь он стал лучше видеть в темноте.

Не теряя времени, зверек подбежал к лежавшему на земле человеку, на отрешенном грязном лице которого застыли бороздки от слез.

С веревкой на щиколотках жреца он расправился в два счета, помчался к рукам и вдруг замер: человек лежал на спине, и до веревки, которой связаны его запястья, грызуну не добраться.

Конечно, он мог вернуться в свое тело, перекатиться на живот И попробовать снова занять тело зверька, но для этого нужно было время, а времени уже не оставалось. К тому же насмерть перепуганное животное почти наверняка успеет удрать, и тогда все пропало.

Прежде чем Нутхес сообразил, что делать, он обежал вокруг потухшего костра четыре круга. Грызуну не под силу перевернуть на бок человека, но ведь он может прорыть ход у него за спиной, добраться до рук и перегрызть веревки!