Тени Бездны
Шрифт:
Просто зашибись!
— Поднимаемся и слушаем, — тихо сказал я, поворачивая голову из стороны в сторону. — Кто поймёт, откуда эта пакость летит, получит главный приз.
— Какая пакость? — Мария открыла глаза, полные слёз. — Какой, нахер, приз?
Валя уже стояла, испуганно глядя на меня. Вновь донёсся пронзительный вопль. Ближе. Но я по-прежнему не мог понять, с какой стороны тоннеля он идёт. Кажется, синие волны по стенам начали бежать много быстрее.
— Живой останется, — проворчал я. — К нам в гости пожаловала сраная птица Феникс, а неё имеется одно весьма неприятное
Снова завопила птичка, а голубое сияние внезапно исчезло. Совсем. То есть, вереди оно продолжило мерцать, а там, откуда мы шли…
— Вон! — взвизгнула Маруся, указывая пальцем.
— Вижу, — я схватил Валентину за плечо и толкнул. — Бегом! Со всех ног!
Тоннель за спиной начал пульсировать золотистым пламенем и неприятный огонёк становился ярче с каждой секундой. Кроме того, начав бег, я заметил и ещё одну забавную штуку: пол стал много мягче и ступни проваливались в вязкую субстанцию, напоминающую болото. Бля, весна пришла!
Скверные дела. Мало того, что девушки не успели как следует отдохнуть, так ещё и вязкий пол сильно замедлил бег. Я, кстати, тоже не успел обрести нужную форму, поэтому мышцы ног ехидно намекнули, что способны объявить об отставке в любой момент. Ну и как им объяснить, что первый же привал станет для них последним?
— Я…больше… не…могу, — прохрипела Маруся, цепляясь за моё плечо. — Сейчас…сдохну…
Валя молчала, но повернув голову я обнаружил, как с её багровой физиономии летят огромные капли пота, а сама бегунья шатается из стороны в сторону.
Не стимулировали даже истошные вопли чёртового отродья за спиной и жар, подогревающий тыловую часть. А проклятый тоннель по-прежнему не желал сотрудничать и демонстрировал идеально прямой ход. Ну и совсем скверные новости: мягкая дрянь под ногами дала проталины, где весело булькали обжигающие струйки Огненного Потока. Кстати, голубое свечение исчезло и спереди.
Феникс завопил совсем близко, а Маруся едва не рухнула в одну из дыр в полу. Красота!
Точно прохладная тень прошла перед глазами, а тихий голос шелестом коснулся ушей:
— Сюда, — шептала Оксана. — Сюда…
Если бы не подсказка, то мы просто пробежали бы мимо. Пятно на стене выглядело, блин, как обычное пятно и только остановившись я сообразил, что вижу густую сеть трещин. Стены пещеры, очевидно, могли зарастать, но видимо не до конца. И если, как следует надавить, то можно провалиться. А можно….Можно и удрать!
— Сдурел? — взвизгнула Маруся, когда я рванул обеих спутниц за руки, вынуждая остановиться. — Мы сейчас сдохнем, уебан!
Вообще-то, всё на то очень походило. Наш преследователь пульсировал пламенем где-то в полусотне метров позади и волны жара сушили пот на лицах. Валентина застонал и опёрлась рукой о стену. Мария продолжала верещать, он я её уже не слушал.
Вместо этого, отступил на пару шагов, едва не провалившись в огненную полынью и с разбега ударил ногой по стене. Если я наделся на то, что кусок вывалится сразу, то мои надежды пошли прахом. Зверски заныла отбитая подошва и хрустнуло в колене. Из стены даже кусочка не выпало.
Мать моя! Феникс завопил в паре десятков метров и в его рёве
Заверещав в унисон Марусе, я бросился вперёд так, словно собирался проковырять дыру в пространстве.
Получилось!
Вместе со мной улетел значительный кусок стены, пола, Валентина и ещё кто-то, оглушительно верещавший в процессе. Всё это прикольно кувыркалось, лупило по бокам, голове и заднице. Потом мы упали на шершавый склон и визгу тотчас прибавилось. Почему я рассказываю только про тактильные и звуковые ощущения? Извольте: воняло тут не хуже, чем на городской свалке, а темно было, как, повторюсь, у известной расы в определённом месте.
Наклонная поверхность развлекала нас достаточно долго, так что даже Маруся устала верещать и лишь глухо вскрикивала, всякий раз, как её приветствовал очередной булыжник. Получая очередную ссадину, я лишь громко матерился, подавая дурной пример Валентине, ругавшейся на порядок тише.
Потом наш склон внезапно и очень неудачно подошёл к завершению. Неудачно, для моей несчастной головы, воткнувшейся в острый осколок камня. Некоторое время я лежал, смотрел на смутное пульсирующее пятно и размышлял: глюк или не глюк? Из центра глюка раздражённо завопил Феникс, которого я сумел обломать вот уже второй раз. Время зарубки ставить. Ага, на голове.
— Пошёл ты, — проворчал я и попытался встать.
Получилось, откровенно говоря, не очень хорошо. Конечности отвечали хозяину в том же духе, в котором я пообщался с несчастной птичкой. При этом они дрожали, подгибались и вообще вели себя, точно заправские саботажники. Впрочем, судя по звукам, у девчонок получалось ещё хуже. То есть — никак.
— Помогите! — Маруся принялась хныкать. — Я ногу подвернула. А может — сломала. И руку. И голова у меня разбита…блядь, у меня — кровь! Помогите!
— Заткнись, — угрюмо отозвалась Валя и я нащупал её руку. — Кто это?
— Я. Не дёргайся.
Помогая друг другу мы-таки стали на ноги и принялись искать паникёршу. Как выяснилось, мы скатились в нечто, подобное оврагу. Непонятным образом Маруся умудрилась укатиться на пару десятков метров дальше и застряла между двух плоских валунов.
— Поиграем в репку? — предложил я и услышал, в ответ, негромкий смешок. — Главное у репки ручки-ножки сберечь.
Сверху опять принялся истерить Феникс и я показал ему средний палец. Вниз эта пакость почему-то не собиралась. Кстати, глаза успели немного привыкнуть и выяснилось, что мы шлёпнулись в большую пещеру (странно, да?) и борозда, где мы торчали, шла как раз вдоль одной из стен. Больше пока непонятно, но где-то вдалеке светилось небольшое окошечко, типа того, откуда ворковал наш соловей.
— Раз, два, — Маруся притихла, и мы потащили её наружу, — Вроде нормально.
Кстати, ничего эта сволочь не сломала. Кажется, только слегка подвернула лодыжку, но, как для Бездны, где и головы отрывают — вполне себе ничего.
— Куда дальше? — почти спокойно спросила Валентина, и я показал пальцем в сторону светящегося пятна. — А что там?
— Не знаю, — честно признался я. — Но выбора, всё равно, нет. И топать нужно быстрее, пока никто не вспомнил, что у нас — ни жратвы, ни питья.