Тени былого

Хейер Джорджетт

– Не знаю, – ответила она. – Кажется, я побываю на очень многих раутах, но монсеньор пока не говорил мне на чьих. О, вот он! – Она сняла руку с локтя Конде и побежала туда, где стоял его светлость. – Монсеньор, а я вас ищу! Принц проводил меня. Благодарю вас, мосье. – Она дружески протянула ему руку. – А теперь идите потанцуйте с… с… ну, с кем-нибудь! Я ведь никаких имен не знаю!

Конде поцеловал изящную ручку.

– Вы представите ее ко двору, герцог?

– На приеме через неделю, – ответил его светлость.

– Превосходно! – сказал Конде, поклонился и оставил их вдвоем.

Герцог

посмотрел на свою воспитанницу с легкой усмешкой.

– Ты позволяешь себе командовать особами королевской крови, малютка!

– О, монсеньор, он же совсем юный и так похож на Руперта! Он не рассердился, как вы думаете?

– Как будто бы нет, – ответил герцог. – Так для чего я тебе понадобился, дитя мое?

– Ни для чего, монсеньор. Просто подумала, что надо вас найти.

– Ты устала, малютка. – Он подвел ее к кушетке. – Ну, так немножко посиди со мной.

– Да, пожалуйста, монсеньор. Такой хороший бал! Я танцевала уж не знаю со сколькими вельможами, и все они были очень-очень любезны.

– Рад это слышать, дитя, – сказал он серьезно. – И как тебе нравится твой принц?

– О, fort amusant! [141] Он мне столько рассказал про двор, монсеньор, и называл гостей… нет-нет, называл их мосье де Брионн. Боюсь, я сказала принцу «ба!», но ему понравилось, и он засмеялся. И я танцевала с Рупертом… и – о, монсеньор! – с мосье д'Анво. Он сказал, что конечно же уже видел меня. – Ее глаза заискрились. – И мне так захотелось сказать: «Но да, мосье. Как-то вечером я подала вам вино у Вассо!»

141

Здесь: с ним очень весело! (фр.)

– Искренне надеюсь, что ты удержалась, малютка?

– О да! Я была очень благоразумна, монсеньор. Я сказала: «Нет, не думаю, что мы уже встречались, мосье». Только ведь это была неправда, верно?

– Ничего, дитя, ответ был правильным. А теперь я представлю тебя моему старинному другу, который желает побеседовать с тобой. Идем, малютка.

– Qui est-ce? [142] – спросила она. Он медленно пошел с ней через гостиные в вестибюль.

– Герцог Ришелье, дитя мое. Ты будешь с ним очень любезной.

142

Кто это? (фр.)

– Хорошо, монсеньор, – ответила она кротко и кивнула юному щеголю, который улыбался ей и старался перехватить ее взгляд. – Весь вечер я была очень любезна со всеми. Кроме Руперта, конечно.

– Это разумеется само собой, – заметил герцог и повел ее в залу.

Пожилой щеголь стоял у камина в дальнем его конце и оживленно беседовал с полноватой, но красивой дамой. Эйвон подождал, пока дама не отвернулась к другим собеседникам, а тогда направился туда.

Ришелье увидел его и пошел ему навстречу.

– А, Джастин! Исполнение обещания. Ваша прелестная воспитанница.

Леони сняла руку с локтя Эйвона и сделала реверанс. Ришелье поклонился, взял ее руку и ласково похлопал.

– Дитя,

я завидую Джастину. Джастин, уйдите! Я без вас заботливо пригляжу за мадемуазель.

– Не сомневаюсь, – ответил его светлость и отправился на поиски леди Фанни.

Когда он проходил через вестибюль, его перехватил Арман Сен-Вир.

– Друг мой, кто она? – спросил он. – Я просил миледи Фанни представить меня, и она была столь любезна… И все время, пока я разговаривал с этой сильфидой, – mon Dieu, qu'elle est jolie! [143] – я спрашивал себя: кто она? Кто она?

143

Бог мой, как она красива! (фр.)

– И ты себе ответил? – поинтересовался его светлость.

– Нет, Джастин! А потому я спрашиваю тебя: кто она?

– Моя воспитанница, мой милый Арман. – Его светлость улыбнулся и пошел дальше, уступив дорогу мадемуазель де ла Вог.

Фанни он нашел в столовой с Давенантом. Она помахала ему.

– Я заслужила минутку отдыха, – объявила она весело. – Право же, Джастин, я представила друг другу десятки детей, так и не запомнив их имен! А где Леони?

– С Ришелье, – сказал он. —Нет, Фанни, не тревожься, он поклялся держать себя в руках. Хью, ты был неоценим в этот вечер.

Миледи начала обмахиваться веером.

– Мы все тут немного потрудились, – сказала она. – Мой бедный Эдвард играет в ломбер с вдовствующими графинями, а Руперт даже носа не показал в карточном салоне.

– Но вы трудились больше всех, – сказал Давенант.

– Ах, это было бесподобно! – ответила она. – Джастин, право, не знаю, сколько молодых кавалеров строили куры Леони! Конде совершенно очарован, по его словам! Нет, я просто маменька девицы на выданье! Когда я представляю Леони, то чувствую себя пятидесятилетней! Да-да, Хью, положительно так. Но когда я вновь увидела Рауля де Фонтенуа – о, я снова стала юной! – И она возвела глаза к небу.

Однако вскоре гости начали прощаться, и наконец они остались в вестибюле одни – утомленные, но торжествующие.

Руперт широко зевнул.

– Черт, ну и вечерок! Бургундского, Хью? –Он разлил вино по рюмкам. – Фан, ты порвала свои кружева.

Фанни опустилась в кресло.

– Дорогой мой, пусть от них остались одни клочья, мне все равно. Леони, душечка, у тебя такой измученный вид! Ах, мой бедный Эдвард, ты был великолепен со вдовствующими дамами!

– А, да! – сказал его светлость. – Я должен поблагодарить вас, Эдвард, вы были поистине неутомимы. Малютка, ты еще не совсем засыпаешь?

– Нет, монсеньор. Ах, мадам, принц сказал, что мое платье обворожительно.

– Ага! – Руперт укоризненно покачал головой. – Я бы дорого заплатил, лишь бы узнать, что ты проделывала сегодня вечером, плутовка. Старик Ришелье строил тебе куры?

– Ах нет! – удивилась Леони. – Он же ужасно старый.

– Увы, бедный Арман! – вздохнул герцог. – Не говори ему этого, малютка, умоляю тебя.

– И никому другому, любовь моя, – вмешалась миледи. – Об этом немедля узнает весь Париж, и он будет так удручен!