Тени былого

Хейер Джорджетт

– Mon Dieu, что у меня за отец, – пробормотала она гневно. – Свиное отродье! Ба!

Омерзение сменилось ужасом, леденящим душу испугом. Если мадам де Вершуре не солгала, то впереди ее ждало былое одиночество – ведь совершенно немыслимо, чтобы вельможа вроде Эйвона женился на девушке ее происхождения или хотя бы стал ее опекуном. Он из древнего знатного рода, а в ее жилах течет смешанная кровь незаконнорожденной. Пусть он не отличался строгостью поведения, но Леони знала, что, женившись на ней, он опозорил бы фамильное имя. Знающие говорили, что его не остановит цена,

которую придется заплатить, но она за него взвесит эту цену, и потому, что любит его, потому, что он ее монсеньор, она всем пожертвует, лишь бы уберечь его от падения в глазах света.

Леони закусила губу. Было куда легче считать себя крестьянкой, чем оказаться побочной дочерью Сен-Вира. Ее мир грозил вот-вот рухнуть, но она встала и вернулась в залу.

Вскоре к ней подошел Эйвон и предложил ей руку.

– Мне кажется, ты устала, моя малютка. Пойдем поищем леди Фанни.

Леони положила ладонь на его локоть и чуть вздохнула.

– Монсеньор, давайте уйдем, а леди Фанни и Руперт пусть останутся. Мне не хочется быть с ними.

– Хорошо, малютка. – Эйвон поманил к себе Руперта и, когда тот подошел к ним, сказал, растягивая слова: – Я увожу малютку домой, Руперт. Окажи мне услугу: останься, чтобы сопровождать Фанни.

– Лучше я отвезу Леони, – поспешно сказал Руперт. – Фанни отсюда уйдет не скоро!

– Поэтому я и оставляю тебя здесь позаботиться о ней, – сказал его светлость. – Идем, ma fille.

Он отвез Леони домой в своей легкой городской коляске, и всю недолгую дорогу она заставляла себя весело болтать о рауте, о своих кавалерах и о тысячах пустяков, а дома сразу же пошла в библиотеку. Эйвон последовал за ней.

– Ну, mа mie, и что теперь?

– Теперь будет совсем как прежде, – грустно ответила Леони и села на скамеечку у кресла герцога.

Его светлость налил себе рюмку вина и посмотрел на Леони, вопросительно подняв бровь.

Леони обхватила руками колени и уставилась на огонь.

– Монсеньор, там сегодня был герцог де Пентиевр.

– Да, я его видел, малютка.

– И вы ничего против него не имеете, монсеньор?

– Ничего, малютка. И с какой бы стати?

– Но, монсеньор, он же… он низкого происхождения.

– Напротив, дитя. Его отцом был побочный сын короля, а мать его происходила из рода Ноайлей.

– Я об этом и спрашиваю, – сказала Леони. – Значит, не важно, что он сын незаконнорожденного принца?

– Mа fille, отцом графа Тулузского был король, а потому это никакого значения не имеет.

– Но имело бы, не будь его отец королем, правда? По-моему, это очень странно!

– Так уж устроен мир, малютка. Мы прощаем королевские грешки, но смотрим косо на грешки простых смертных.

– Даже вы, монсеньор. И… и вы не любите людей низкого происхождения.

– Да, малютка. И оплакиваю нынешнюю манеру выставлять напоказ высшему обществу свои амуры. Леони кивнула.

– Да, монсеньор. – Она немного помолчала. – Там сегодня был и мосье де Сен-Вир.

– Уповаю, он не пытался вновь тебя украсть? – шутливо произнес герцог.

– Нет, монсеньор. Но почему он тогда попытался?

– Без сомнения, ради твоих beaux yeux [164] ,

малютка.

– Ба! Это глупо! Какой была причина на самом деле, монсеньор?

– Дитя мое, ты совершаешь большую ошибку, считая меня всеведущим. Путаешь меня с Хью Давенантом.

Леони заморгала.

– То есть вы не знаете, монсеньор?

– Да, что-то в этом духе, mа fille.

164

Прекрасных глаз (фр.).

Она подняла голову и посмотрела ему в глаза.

– Вы думаете, монсеньор, что он это сделал, потому что не любит вас?

– Вполне возможно, малютка. Но его побуждения не должны нас занимать. А теперь… будет ли мне разрешено задать вопрос тебе?

–Да, монсеньор?

– Нынче на рауте была дама, чья фамилия Вершуре. Ты с ней разговаривала? Леони все так же смотрела на огонь.

– Вершуре? – повторила она задумчиво. – Как будто нет…

– И очень хорошо, – сказал его светлость. Тут вошел Хью Давенант, и герцог посмотрел на него, а потому не заметил предательской краски, залившей щеки Леони.

Глава 28

ГРАФУ ДЕ СЕН-ВИРУ ВЫПАЛ ТУЗ

Разговоры, которые велись в высшем свете о Леони, ввергли графиню де Сен-Вир в нервический ужас. Ум ее был в смятении, каждую ночь она орошала подушку бесполезными горькими слезами, терзаясь равно страхом и муками совести. Она старалась прятать свои чувства от мужа, которого боялась, но лишь с трудом заставляла себя говорить со своим лжесыном. День и ночь перед ее глазами витал образ Леони, ее порабощенная душа томилась по этой вдруг нашедшейся дочери, руки ныли от желания обнять ее. Увидев ее покрасневшие, опухшие от слез глаза и осунувшееся лицо, Сен-Вир сказал резко:

– Прекратите эти стенания, Мари! Вы видели эту девочку в первый и последний раз, когда ей исполнился день, так какую привязанность вы можете к ней питать?

– Но она – моя! – дрожащим голосом произнесла графиня. – Моя родная дочь! Вы не понимаете, Анри. Вы не способны понять.

– Еще бы я понимал ваши глупые причуды! Своими вздохами и рыданиями вы меня погубите. Вы подумали о том, что будет, если все откроется?

Она заломила руки, и ее измученные глаза вновь наполнились слезами.

– Ах, Анри, я знаю, знаю! Это гибель. Я… я не предам вас, но я не могу простить себе мой грех. Если вы хотя бы позволили мне исповедаться отцу Дюпре!

Сен-Вир нетерпеливо прищелкнул языком.

– Нет, вы сошли с ума! – сказал он. – Я запрещаю вам! Вы поняли?

Графиня прижала платок к глазам.

– Вы так жестокосердны! – рыдала она. – Вы знаете, что все говорят? Что она… что она ваша побочная дочь. Моя милая, милая дочурка!

– Конечно, знаю! И это – спасительный выход, но я еще не знаю, как им воспользоваться. Повторяю вам, Мари: сейчас не время для раскаяния. Нужно действовать! Вы хотите обречь нас на гибель? Вы понимаете, какой бесповоротной она будет?