Тени чёрного пламени

Колентьев Алексей Сергеевич

– А вы, Антон Константиныч?

– Был там, куда тебя не пустили. Но гораздо раньше, когда это было не особо прибыльно.

– Многих схоронили там?

Разговор опять стал входить на территорию, которая закрыта для посторонних. Даже самому трудно говорить о том, как и что было, пускай и так давно. Время бессильно перед этой болью, воспоминания, подобные этим, не тускнеют. Даже кровь на асфальте и стенах домов имеет свойство выцветать и смываться. Но отчего-то воспоминания оказываются более стойкими, их время щадит. Единственное, чего я часто действительно не могу вспомнить, так это лиц сослуживцев, их имен. И не потому, что не стараюсь, просто их слишком быстро убивали. Слишком быстро для того, чтобы потом вспомнить, чтобы постоянно повторять про себя эти имена.

– Больше, чем здесь. Пошли к обозу, командир. Мертвому уже торопиться некуда, он дома, а мы с тобой от него очень далеко забрались.

Гуревич не сразу внял моему совету, видимо, хотел что-то выспросить до конца, но, увидев, как я, не дожидаясь, отправился вниз, тоже пошел следом. Иногда разговоры и воспоминания должны оставаться внутри, показывать их посторонним не следует, даже если к тому есть очевидный повод, таково мое давнее решение.

Обоз

снова тронулся в путь, на этот раз более ходко, и без особых препятствий мы прошли еще километров десять, пока дорога не вошла в плавный поворот. Неожиданно мой ПДА пискнул, приняв некое текстовое сообщение. Я было потянулся к клапану нагрудного кармана, чтобы достать коммуникатор, как то же самое действие стали проделывать все, кого я видел: Джей лапнул карман брюк, Петря, зажав вожжи под мышкой, потянулся к карману плаща, идущий меж повозками Стах тоже приостановился и полез в боковой карман своей разгрузки. И все же, продолжив движение, я вынул прибор и вызвал на экран меню сообщений. В почтовом ящике было только одно сообщение, адресат неизвестен. Открыв текст, я прочитал набранное странными скачущими буквами послание: «ЛОвеЦ в НеБЕ … бЕрЕГитЕСь». Невольно глянув в небо, я ничего там не заметил: низкие серые тучи, сквозь которые иногда проглядывал редкий луч света. И все. Остальные тоже прочли сообщение и пристально разглядывали небесные хляби, силясь разглядеть загадочного ловца. На этот раз я сам пошел в голову колонны, потому что обоз снова, стремительно теряя ход, останавливался.

Гуревич и Семен о чем-то горячо спорили, мне удалось услышать только конец разговора:

– Семен, нужно выслать разведку, ведь кто-то же послал это предупреждение.

Голос проводника звучал глухо, с толикой раздражения и злости. В последнее время он держался еще более замкнуто, чем обычно, совершенно не прикладываясь к заветной фляге. Его взор всегда был прикован к горизонту. На людей Семен теперь редко смотрел.

– Нет там ничего, парень! Чистая дорога, надо идти.

– Да пойми же ты, долдон! Как идти, если нас кто-то предупреждает?!

Проводник только замахал на альфовца руками и отошел на пару шагов вперед, давая понять, что разговор окончен. Увидев меня, Гуревич принялся было повторять свои доводы, но я жестом остановил его:

– Сержант, мы все получили эту абракадабру. Чего ты взъелся на Сеню, а?

– А как же тот снайпер на заводе, это тоже мираж?

Резон в словах парня неоспоримо присутствует. Да, есть некая третья сила, которая принимает участие в нашем походе. И пусть пока был факт помощи, никто не поручится, что так и будет продолжаться дальше. Неожиданно слабый до этого времени западный ветер стал крепчать, и вскоре стало ощутимо темнее. С северо-запада потянуло холодом, заморосил легкий дождь, и видимость упала до сотни метров почти в одно мгновение. Надвигалась обычная в Прикордонье буря. Это была одновременно и хорошая и плохая новость. Руины мнимого «Агропрома» были уже совсем рядом, до них по дороге осталось пройти всего каких-то пару километров. Я уже отсюда видел дыры в бетонном заборе и открытый шлагбаум проходной. В окнах вахты отражались далекие всполохи грозы, они сияли как будто новые. На душе вдруг стало неимоверно тоскливо, скулы свело непрошеной зевотой. Нужно дойти, а там будет видно, что это за Ловец такой. В любом случае обходить руины по зыбкому мертвому полю было еще рискованнее. Осмотрим руины, может быть, просто пройдем сквозь них, и все.

Вслух же я сказал:

– Мы пока еще в гостях у «белого шума», сержант. Хаос поет нам песни по рации, показывает разные вещи, теперь вот пишет письма.

– И что, это не может быть правдой?!

– Смотря для кого, сержант… смотря для кого. Давай так поступим: сразу на территорию комплекса входить не станем, осмотримся. Помнишь ведь, что Ловец в небе. Значит, под крышей от него будет удобнее отбиваться. Пошли, ветер крепчает. Скоро ни черта видно не будет.

Гуревич помялся немного, но, видимо, на этот раз мои доводы все же оказались весомее, и он, согласно кивнув, снова пошел вперед, заняв место рядом с проводником. Я, как и обычно, занял свое место рядом с Анджеем. Обоз снова пошел вперед. Вскоре, преодолевая сильный встречный ветер и потоки дождя, наш небольшой караван остановился перед сломанным шлагбаумом, и сейчас предстояло сделать непростой выбор: идти дальше либо остановиться на привал, остерегаясь неизвестной угрозы, о которой говорилось в сообщении.

Первыми в ворота пошли я, Стах и сам Гуревич. Не сговариваясь, мы начали осмотр территории с надворных построек. Нужно сказать, что все здесь действительно сильно напоминало «Агропром». Хотя настораживало как раз не это сходство, а именно различия. Так, вместо двух теплиц во дворе перед входом в главное здание стояли два закрытых склада. Замки на воротах обоих строений казались совершенно новыми, их не тронули непогода и ржавчина. По общему молчаливому согласию, мы не стали сбивать замки, а просто пошли дальше, обходя территорию вокруг главного здания по часовой стрелке. Ворота гаражных боксов за четырехэтажным зданием оказались распахнуты настежь. Внутри трех из них ничего не было, а в самом дальнем стоял старый грузовой ГАЗ-66 с кунгом. Гуревич открыл легко поддавшуюся дверь кунга и, посветив внутрь, показал жестом, что ничего интересного там нет. Некто сложил там в несколько рядов новенькие покрышки. Фильтры не пропускают запахов, однако сам вид этой горы новой резины просто наводил на тот резкий запах, который обычно их сопровождает. Потом мы пошли вдоль парковки и вышли в небольшой парк, обставленный скамейками, в центре которого находился пересохший фонтан в виде трех гусей, стоявших спинами друг к другу, запрокинув головы вверх. Я перегнулся через бортик и зачерпнул пригоршню высохших листьев, лежащих на дне небольшими кучками. Листва распалась у меня под пальцами в мелкую белесую труху, похоже, воды тут не было очень давно, как, впрочем, и дождя. Хотя последнее обстоятельство выглядело очень странно: за проходной вовсю бушевал шквалистый ветер с дождем, а на асфальт внутри комплекса не упало ни единой капли влаги.

Мы дошли до второй проходной, через которую нам и следовало выходить, чтобы попасть на дорогу, ведущую в обход забитой машинами магистрали,

и тут нас ожидал первый сюрприз. В сторожке и на деревянной вышке перед воротами было два трупа. Тот, что на вышке, свесился через ограждение головой вниз, а его автомат валялся тут же, под забором. Второй покойник находился в сторожке. Он умер еще на улице, но упал уже внутрь коридора, лицом вниз. Этот тоже сжимал в руках автомат, обычное «весло» [12] , ничего особо навороченного. Гуревич сунулся было в дом, но я остановил альфовца, жестом призывая подождать, пока я осмотрю труп. Стах уже полез на вышку, так что Гуревичу ничего не оставалось, как послушаться. Картина получалась такая: покойник номер два, тот, что в сторожке, некоторое время ходил перед воротами КПП и вдруг начал палить во все стороны. Стрелял он долго, на дороге валялось шесть пустых магазинов от «калаша» и куча стреляных гильз. Судя по следам рикошетов, палил он в сторону главного здания и вдоль дороги. Потом, когда патроны кончились, попытался укрыться в сторожке, но умер или был убит. Подойдя к трупу, я осмотрел его со спины. Нет никаких ран, крови под телом тоже не было ни на полу, ни на крыльце.

12

«Весло» – жаргонное название автомата Калашникова образца 1974 г., т. н. «складного/модернизированного». Созданный под новый малоимпульсный патрон 5.45 x 39 мм, он является гигантским прыжком назад по сравнению с линейкой АК-47 – АКМ. Его достоинства можно перечислить легко: возможность установки оптики, ПББС и меньший вес как самого оружия, так и б/к. Пуля его штатного патрона 7Н6 крайне неустойчива в полете и не пробивает большинство известных средств индивидуальной защиты даже класса IIА. Из-за своих высоких рикошетирующих свойств пуля 7Н6 представляет серьезную опасность для самих владельцев АК-74М при ведении боевых действий в городах, лесистой и горнолесистой местности. Более того, даже без бронежилета, у пораженного такой пулей противника есть все шансы нанести стреляющему урон и выжить. После ввода советских войск в Афганистан в работу взяли новые доработанные боеприпасы, так уверяют «знатоки». Эти патроны имеют индекс 7Н10, но автор по собственному опыту с уверенностью может сказать, что заметного улучшения не наблюдалось. Данный автомат как индивидуальное оружие пехотинца вполне подойдет необученному и слабо развитому физически новичку, т. к. он достаточно легкий, прост в обращении и обслуживании, а также относительно надежен в сравнении с предшественником – первой версией – оригинальным АК-74. «Весло» существенно проигрывает серии АК – АКМ под 7.62 x 39 мм по боевой эффективности. Все вышесказанное – личное мнение автора, как, впрочем, и самоназвание «весло», которое часто используется некоторыми для обозначения в обиходе снайперской винтовки Драгунова.

С вышки спустился Стах и, подойдя к нам, сообщил:

– Чертовщина какая-то. Этот нижний высадил в того жмура наверху патронов десять!

Я махнул обоим в сторону аллеи, ведущей к одноэтажному строению, служившему чем-то вроде общежития или гостиницы. Там, в глубине, я увидел плотно прикрытую крышку канализационного люка.

– Осмотритесь там, я пока продолжу с покойниками. Неприятно это говорить, но, похоже, я их знал раньше.

Стах пошел без вопросов, а вот альфовец еще какое-то время оглядывался через плечо, но я уже не обращал на это внимания. Снова присев возле тела, я отсоединил застежки шлема и срезал маску с его лица. Оскал высохшего черепа с остатками ткани приветствовал меня словно старого приятеля. Тело успело мумифицироваться, значит, прошло как минимум полгода или около того. Срезав с шеи мумии медальон с личным номером, я прочел то, чего, надеялся, не увижу. Это был лейтенант Никольский из конвойного взвода «Альфы», который пропал те же полгода тому назад, нашивки на комбезе это подтверждали. Шитые лейтенантские звезды. Эмблема отряда – круглый щит, в центре литера «А», по краю надпись: «Жизнь человека – высшее благо». В карманах разгрузки ничего особенного, так, всякие походные мелочи. Не было ни одной гранаты, хотя Андрей всегда носил с собой не менее четырех. Растяжек мы нигде не обнаружили, следов взрывов тоже. Значит, они могут быть в зданиях или у коллекторных колодцев. Я предупредил Стаха с Гуревичем, а сам пошел к сброшенному охранником второму трупу. Тут почти та же история, этот боец тоже их отряда, но лично мы не были знакомы. Его жетоны я тоже взял, а потом оба тела перенес в комнату сторожки и накрыл срезанной со стола клеенкой. Скверно, очень скверно все выходило.

Невольно вспомнились события семимесячной давности. Тогда я только-только начал заниматься спасательным бизнесом и, честно говоря, еще не полностью оправился от потери всего, что обрел в Зоне. Мы с Юрисом и случайными подельниками хватали один контракт за другим, в башне я практически не бывал. Но как-то в один из суматошных дней между сборами для очередного рейда я получил письмо от Крота, в свое время так помогшего нам с сектантами и их суперсолдатами. Из многословного и крайне неуклюжего послания я понял, что сапер наскочил на мину, которую не смог разглядеть: разразившийся кризис обанкротил его фирму по производству пиротехники, банки, как по заказу, отказались его кредитовать. И он просил о помощи. Денег я тогда перевел столько, сколько Крот попросил. А потом напрочь забыл об этом. Но спустя еще два месяца Григорьев вдруг объявился в «Приюте» собственной персоной. Он сидел в дальнем углу, за отдельным столиком и хитро щурился, глядя на экран телевизора, подвешенного к потолку у стойки. Едва завидев меня, эвенк приподнялся, и мы, не сговариваясь, крепко обнялись, когда я подошел ближе.

Говорить начал Иван, я же мог только молча удивляться, как он оказался в Зоне снова:

– Слышал про твою жену, командир… жаль ее. Прости, если бы знал, что так все повернется, остался бы до самого конца. Бараном себя чувствую. Ты так мне помог… По первому слову помог, а я…

Иван в искреннем порыве стиснул кулаки так, что скатерть на столе пошла волнами и все тарелки со снедью поехали в разные стороны. Стыдно это признавать, но о том, что я выслал ему денег, я вспомнил только теперь, когда он упомянул об этом. События первых месяцев после Исхода и сейчас помнятся фрагментарно, о чем впоследствии не раз еще пришлось пожалеть. Я махнул рукой, стараясь сделать более-менее беззаботное лицо: