Тени и зеркала

Пушкарева Юлия Евгеньевна

«…так что лучше поправиться до конца. Я оставляю тебя на попечении Соуша — он надёжен, знает своё дело и не будет на каждом углу кричать, что знаком с Отражением».

Да уж, это он уже понял.

«Потом можешь отправляться куда тебе вздумается (хотя Домик-на-Дубе, разумеется, тоже в твоём распоряжении). Передай Старшему, Тейору и прочим мой сердечный привет».

И вечно этот сарказм, даже тут. Нитлот в жизни не встречал кого-то более упрямого — и более презирающего всякие правила.

«Что до меня, не волнуйся — не могу же

я снова обмануть ожидания моих дорогих наставников. Я отправляюсь в Старые горы, где мы обнаружили «очаг», и попробую во всём разобраться. Не могу обещать успех — но закрою разрыв и устраню помехи из магического поля, если это всё ещё возможно. Не беги за мной, не пытайся искать — и другие пусть тоже не пытаются. Вы будете только мешать мне, кроме того — если я чудом останусь жив после всего предстоящего, то не буду чувствовать себя в безопасности рядом с тобой или кем-то ещё из Долины».

Что ж, разумный ход, трудно отрицать… На его месте Нитлот, наверное, поступил бы так же. Хотя он вздрогнул, даже на миг представив себя «на его месте»… Как бы там ни было, а нападение на Нитлота всё же оказалось ему, окаянному, на руку — хоть и не похоже, чтобы он сам вызвал его. И почему судьба так благосклонна к подобным негодяям?…

«По тем же причинам не посвящаю тебя, уж прости, в подробности маршрута. Для меня нашёлся прекрасный проводник — чистокровный агх, можешь похвастаться за меня в Долине. Так и быть, избавлю вас от необходимости выискивать сведения: его зовут Бадвагур, сын Котра, внук Бадвагура из клана Эшинских копей».

Это что ещё за новости? Гнома-то он откуда тут взял?… Нитлот почувствовал, что головная боль неуклонно возвращается. С Альеном недолго и с ума сойти… Как теперь смотреть в глаза Старшему? Нитлот ведь на собственном зеркале клялся, что будет следить за каждым шагом этого безумца… А он снова обставил их всех.

«Прощай, Нитлот. Можешь мне не верить, но я действительно надеюсь на твоё выздоровление — хотя бы чтобы ты вернулся к своим и осчастливил их весточкой обо мне. Твоё зеркало я не забрал, а вокруг Домика нет ловушек — по крайней мере, тех, о которых я знаю.

С надеждой на нескорую встречу,

ненавистный тебе

Альен».

Дочитав, Нитлот долго лежал без движения, глядя в пустоту. Где-то неподалёку возился и гремел посудой Соуш, в лесу за окнами переговаривались птицы. У него вдруг засосало под ложечкой — и он вспомнил, сколько дней не ел.

— Соуш, — он нерешительно окликнул своего попечителя, но тот уже и сам шёл к кровати с чашкой бульона и тем же несокрушимым спокойствием на плоском лице. Вконец поверженный, Нитлот прикрыл глаза: никогда он не попадал в более нелепую ситуацию.

* * *

И потянулись тоскливые дни — одинаковые, как одеяния народа Долины, и такие же блёклые. Нитлоту, привыкшему проводить время в умственном труде и презиравшему лень, вынужденное безделье было невыносимо. Особенно тяжкой оказалась первая пора, когда он сам себе напоминал растение и не мог не то что творить магию — совершать простейшие физические операции. Соуш двигал, ворочал, кормил его и убирал за ним, точно за калекой или немощным стариком, и Нитлот иногда, не выдерживая, заливался краской стыда и гнева, мысленно проклиная Альена. Ведь, в сущности, он бы не оказался в таком

состоянии, если бы не его тёмные эксперименты. Да что там — он вообще не оказался бы здесь, в этом глухом месте на задворках Обетованного, так далеко от Долины и Дорелии.

Но, с сетованиями или без оных, Нитлоту оставалось только смириться с тем, что его выздоровление продвигается медленно. Ниамор и немногочисленные приятели в Долине (друзей, как он считал, у него не было) когда-то подшучивали над ним, называя Нитлотом Невезучим, и, видимо, с годами он не утратил этот почётный титул… Утро, когда он самостоятельно сел на кровати, привело его в восторг, а первые неуверенные шаги (совсем недолгие, он очень скоро ослабел) и вовсе вызвали ликование. Такой эйфории он не испытывал, пожалуй, даже после похвал лучших магов Долины.

Однако парочки шагов явно было недостаточно, чтобы без помех вернуться; к тому же некоторые раны, почти зажившие, вдруг необъяснимо начинали кровоточить заново — и Нитлот стонал от пульсирующего в них чёрного колдовства, которому не мог противостоять. На его стоны мгновенно реагировал Соуш — укладывал волшебника и принимался за лечение с заботливостью опытной няньки.

Собственно, Нитлот и коротал это бесконечно тягучее время, наблюдая за Соушем — ибо выбора у него не было. Довольно скоро он запомнил звук шагов и жесты здоровяка, научился распознавать неширокий спектр выражений его круглого лица и оттенков мычания. Сам того не заметив, Нитлот проникся к крестьянину не только признательностью, но и даже чем-то вроде уважения — а он в жизни не испытывал его хоть к кому-то за пределами Долины. В Соуше чуялись основательность, разумная устойчивость и жизненная сметка — это впечатление подкреплялось его немотой и выверенными действиями. За что бы он ни брался — варил похлёбку, обрабатывал раны Нитлота, смахивал пыль со стола или книг — всё делалось так неспешно и тщательно, будто от этого зависела жизнь его семьи. И в отношении его к Нитлоту не было враждебности (вполне ожидаемой: простолюдины, тем более местные, редко жалуют волшебников). Зато было то же в целом доброжелательное, но спокойное внимание, какое он проявлял к проказливой кунице, семейству сов или Дубу.

Иногда Соуш ненадолго отлучался — с луком и колчаном стрел или без них. В первом случае он возвращался с подстреленным зайцем или птицей на ужин (конечно, уже после того, как решил, что Нитлоту пора бы есть что-то помимо бульона); во втором — с хлебом и овощами. Нитлот не расспрашивал его, но сильно подозревал, что припасы он таскает из своей деревни — возможно, впрочем, оставляя что-то взамен. Невольно он стал задумываться над тем, из какой Соуш семьи и чем Альен заслужил от него такую безоговорочную преданность.

Что до преданности, то в ней сомневаться не приходилось — и это лишь усиливало досаду Нитлота. Когда Нитлот упоминал Альена или заводил о нём «разговор», даже мычание Нитлота становилось приглушённым, а во взгляде появлялась какая-то благоговейная нежность. С не меньшей любовью он приводил в порядок оставшиеся в Домике книги и бумаги Альена или проветривал его изношенную ветошь. Для Нитлота оставалось загадкой, какими путями Альен сделал существо вроде Соуша своим пособником в чём-то, хотя бы отдалённо касавшемся тёмной магии. В большеголовом увальне было столько правильности и исконного, простого порядка, что представить рядом с ним Альена у Нитлота не получалось.