Тени и зеркала
Шрифт:
— Ах, господин Линтьель приезжает! — радостно взвизгнула она, всплеснув руками. — Я так люблю слушать, как он играет и поёт!.. Помните, миледи, ту чудную балладу о лесном королевстве — он тогда так и не закончил её…
— И сейчас вряд ли закончит, он будет сильно занят, — урезонила её Синна, стараясь скрыть недовольство; её кольнула ревность, но голос звучал по-прежнему благосклонно. Нельзя показывать истинные чувства перед теми, кому предстоит приказывать. Она леди и не может позволить себе быть ребячливой или слабой. Синна вздохнула поглубже и решилась закончить мысль — по крайней мере, намекнуть им всем, чтобы не расслаблялись: — Отец присылает его, чтобы подготовить замок к обороне и укрепить нашу охрану…
— На
Беспорядки среди крестьян, недавно прокатившиеся по Дорелии, миновали Заэру: во-первых, крестьяне лорда жили отнюдь не плохо, благо хозяином он был рачительным, хоть и наезжал из Энтора не так уж часто, а во-вторых (и Синна признавалась себе, что эта причина более весома) — они просто не решились бы поднять головы. До Синны доходили глухие слухи о том, что творилось тогда во владениях других лордов, и она частенько задумывалась о том, что станет делать, если сама — молодая, ухоженная и сытая — столкнётся со злобной голодной толпой… Эта жуткая картина вызывала больше интереса, чем страха: по крайней мере, это позволило бы испытать себя в очень разных смыслах и развеяло бы скуку, которая почти постоянно терзала её в родовом гнезде. Возможно, поэтому даже новости от Линтьеля она восприняла с затаённым радостным возбуждением.
— Нет, не бунты, — она покачала головой, и какая-то из девушек шутливо подхватила один из разметавшихся локонов; «И морковь не такая рыжая», — шутил, бывало, отец, обнимая её… Синна лишь сейчас ясно поняла, как сильно успела соскучиться. — Думаю, вряд ли нам стоит бояться их.
— Но лето было засушливое, могут быть и неурожаи, и тогда… — озаботился кто-то.
— Нет, речь не об этом… Вы слышали о смерти короля Хордаго? Так вот, Альсунг стягивает войска к границам Ти'арга и вообще ведёт приготовления к войне, — Синна помолчала, чтобы дать им осмыслить это. — Мы должны знать, что это возможно. Это может затронуть и Дорелию. Когда-нибудь, в будущем…
Послышались охи и ахи.
— Да помилуют нас боги, — прошептала хорошенькая служанка, прижав пальцы ко лбу. — Миледи, ведь это неправда… Альсунгу ни за что не одолеть Ти'арг…
Синна не сразу ответила. Она не разделяла этой наивной уверенности, но в то же время не собиралась демонстрировать, что понимает в политике больше, чем положено понимать женщине.
— Не нужно лишней паники… и лишней болтовни, — многозначительно добавила она, и служанки с понимающим видом закивали. Синна знала, что через полчаса будет оповещена вся округа, — но именно этого она и добивалась. Нечего строить ненужные тайны, каждая семья должна быть готова защищать свой дом. — Просто знайте, что скоро приедет батюшка. Всё должно быть в лучшем виде.
Так и прошло её утро, в привычных заботах: забежала в конюшню и кузницу, проверила винный погреб, растолкала пьяного камердинера лорда… К обеду весь замок точно очнулся от спячки и гудел, как растревоженный улей. Синна лично проследила, чтобы до блеска отчистили столовое серебро и круглый фамильный щит, а также подняли знамёна на башнях — с родовым гербом, что всегда немного пугал её: меч, напополам рассекающий дерево. Отец часто смотрел на него с затаённой печалью — быть может, этот вышитый золотой нитью меч напоминал ему о давней боли, отсутствующем наследнике. Дагал Заэру был последним мужчиной в их древнем роду, и одни боги знали, а дочь догадывалась, чего ему стоит жить с этим грузом…
Впрочем, в тот день работа горела в руках у Синны, и тоскливые мысли не отвлекали её. Ей вообще нравилось делать что-то полезное, а ещё больше — организовывать труд других; привыкнув ко всеобщему вниманию и заботе, она платила теплом за тепло. Для отца она была сердцем Обетованного, для слуг, крестьян, знакомых и соседей — местным солнцем и центром притяжения. Синна рано научилась быть с каждым такой, какой хотела казаться,
Это не могло не льстить, и Синна увлечённо кокетничала, не пытаясь разубеждать его или кого-то ещё в своей исключительности; откровенно говоря, она и сама в ней нисколько не сомневалась, хотя отнюдь не считала себя совершенством. «Возвышенности» в Синне на самом деле было не больше разумных пределов: если бы её поклонники заглянули в хозяйственные расчёты, они бы разочаровались, натолкнувшись на не по годам развитые практицизм и расчётливость.
Однако, загляни они (да оградят от этого боги) в её голову, их удивили бы ещё более странные сочетания. Синна любила свою жизнь, каждую мелочь в ней — от повседневных забот и ночных бесед с внешне суровым отцом до самого положения богатой наследницы. Но в то же время она с первых сознательных лет мечтала о переменах, и однообразие Заэру угнетало её. Старый учитель, специально приезжавший из Энтора, научил её читать и писать (отец её в этом смысле придерживался новых взглядов), и запущенная, довольно однообразная замковая библиотека рано была перерыта в поисках новых впечатлений. Их же, впечатления, Синна жадно искала всюду — в рассказах об Отражениях и магии, в поездках на ярмарки, в турнирах и воспоминаниях стариков… Её ум искал работы и своего подлинного места.
И тогда появился Линтьель.
Музыкант и певец, талантливый даже по меркам Кезорре, он приехал в Дорелию, ко двору короля Абиальда, ради заработка — как многие соотечественники. Задержавшись там, он, конечно, не мог избежать знакомства с лордом Заэру. Так всё и началось.
Вопреки тайным надеждам Синны, юный друг лорда приехал именно как обещал — утром на следующий день и, едва коснувшись тщательно продуманного ею завтрака, бросился осматривать укрепления. Слегка обидевшись (от Энтора меньше дня конного пути, Линтьель мог бы явиться и пораньше; впрочем, всю ночь она провела в спокойном сне, а вовсе не в ожидании стука копыт по опущенному мосту), Синна последовала за ним. Будет у слуг повод перемыть ей кости — ну и пусть.
День расходился, но становилось всё более пасмурно — к досаде Синны; к тому же от земли поднимался холод, который она ненавидела. Поднявшийся ветер трепал её платье и плащ Линтьеля — простой, сообразно его положению, но из очень дорогой тёмной ткани. Они брели вдоль внешней стены, окружавшей ров и самой старой из всех — Синна, не особенно корпевшая над историей рода, не решилась бы точно утверждать, который по счёту из лордов Заэру и сколько веков назад хоть как-то её подновлял. Сейчас камень крошился то здесь, то там, кладка была расшатана, а на месте многих зубцов зияли провалы. Пустые бойницы чернели, точно глаза сонного чудовища, плачущие побегами цепкого плюща.
— Потребуется много работы, — сказал Линтьель, озабоченно дотронувшись до стены изящной смуглой рукой. — Замок не готов к обороне, миледи.
— Ничего удивительного. Никто не решался атаковать его со времён нашествия Феорна… В каком-то там году.
— Около трёхсот лет назад, — Линтьель улыбнулся — чуть насмешливо и с затаённой не то печалью, не то усталостью — как улыбался всегда. Синне нравилась его улыбка — но лишь когда была обращена к ней. — И осада закончилась неудачей. Мне это известно, миледи.