Тени имён на тарусских холмах
Шрифт:
В поезде мы ехали двое суток в одном купе с маминой сослуживицей А. В. и её двумя детьми. Было весело и время текло незаметно. Мамы раскладывали на откидном
Трудности начались по приезде. Снять комнату на юге в сезон было тогда почти невозможно. С маленькими детьми не хотели пускать. Всё осложнялось ещё тем, что мама болезненно переносила жару. Превозмогая надвигавшуюся мигрень, в спасительной шляпе с широкими полями, с неподъёмным чемоданом, мама стучала в очередные ворота, – и мы шли дальше. При каждом порыве ветра подымалась пыль, и нас накрывала душная волна цветущей белой акации, которая здесь росла почти у каждого дома.
В конце концов комнату «не близко от моря» мы нашли. Но тут, как назло, я
Едва светало. По прохладному воздуху мама уходила на рынок. К моему пробуждению из корзинки торчали тощие шеи колхозных цыплят для бульона или влажный хвост кефали, только что выловленной из моря и, главное, среди персиков, обёрнутый в газету, лакомый кусочек чёрной паюсной икры от местных контрабандистов.
Каждый вечер я с нетерпением ждала, чтобы мама прочла мне на сон грядущий очередную главу из «Руслана и Людмилы». У мамы был «свой» толстый однотомник Пушкина, в строгом чёрном переплёте, выпущенный к столетию со дня гибели поэта. Тонкие страницы от времени пожелтели и переворачивать их надо было с большой осторожностью. Мама практически с ним не расставалась. Пушкин был выигран ею на школьной олимпиаде…
Конец ознакомительного фрагмента.