Тени кафе «Домино»
Шрифт:
– Это ненадолго, – успокоил его Тыльнер. – Спорим, коммерсанты опять приказчиками станут.
Он повернул ручку звонка.
– Кто так?
– Я хотел бы видеть гражданина Ерохина, – ответил Тыльнер.
– Как доложить?
– Инспектор Уголовно-розыскной милиции Тыльнер.
– Минутку.
– Он нас за дверьми весь день держать будет? – разозлился Оловянников.
– Боится налетов, не догадался я ей телефонировать. Аппарат у Ерохина наверняка есть.
Дверь полуоткрылась на ширину цепочки.
– Покажите документы.
Тыльнер
– Сейчас открою.
В прихожей висела изящно сработанная под китайскую бронзу люстра, висели какие-то яркие картины, на полу лежала ковровая дорожка.
Из комнаты вышла весьма красивая дама.
– Слушаю вас, господа.
– Господа в Черном море, – мрачно пробасил Оловянников.
Тыльнер толкнул его в бок, снял кепку, наклонил голову с безукоризненным пробором.
– Позвольте представиться, мадам Ерохина. Инспектор уголовного розыска Тыльнер Георгий Федорович. Со мной мой коллега субинспектор Оловянников.
– Слушаю вас.
– Нам необходимо побеседовать с Вами по поводу налета на квартиру Громовых.
– Мы с мужем давали показания дважды, но если Вам угодно, Жорж…
Тыльнер изумленно посмотрел на мадам Ерохину.
– То я готова рассказать еще раз. А Вы меня не узнали? Наши дома в Сокольниках были рядом.
– Господи, Галя Строганова, Галина Васильевна, Вас и не узнать, Вы стали такой…
– Какой? – засмеялась хозяйка. – Прошу в гостиную. Чай, кофе? Анечка! Три кофе!
Они удобнее уселись в уютной гостиной, и Тыльнер спросил, не давая хозяйке подготовиться.
– Галя, Галина Васильевна, при налете Вы пострадали меньше всех, хотя нам известно, что у Вас весьма дорогие украшения.
– Ах, вот в чем дело. Я их перестала надевать уже как полгода. Мы с Людочкой Полянской были в театре у Таирова, а на выходе на нас напали двое, и если бы не три красных командира, то мы бы остались без украшений.
– Вы заявили в милицию?
– Краскомы доставили бандитов, ну и мы пошли конечно в участок рядом с театром. С той поры я ношу драгоценности только дома. А муж мой вообще не носит золота, у него отобрали наручные серебряные часы.
– Галя, – Тыльнер улыбнулся, – я часто вспоминал Соколники, крокет…
– В который Вы, Жорж, мухлевали, – засмеялась Ерохина.
– Победа должна быть добыта любым путем, но я помню, как прекрасно Вы отгадывали шарады. Вспомните что-нибудь, что Вам особенно вспоминалось.
– Знаете, одна странная мелочь. У Громовых были в основном коммерсанты, и один человек, как бы сказать, раньше их таких, как он, именовали друг семьи, а проще любовник Наташи Громовой.
– Кто он?
– Александр Лептицкий. Именует себя литератором. У него бандиты даже часы не взяли…
– Почему?
– Копеечные, вороненые, но бумажник забрали. Я обратила на него внимание, когда он давал нам визитную карточку.
– Чем же он приметен?
– Темно-вишневая кожа, на ней выдавлен памятник Петру, и четыре, видимо золотых, уголка.
– Вещь, конечно,
– Вы знаете кафе «Домино»? – спросила Ерохина.
– Конечно.
– Третьего дня там был поэзоконцерт. Толь Мариенгоф читал новую поэму. Он пригласил нас с Людочкой Полянской. Так там был Лепницкий. И когда он рассчитывался, он достал тот же бумажник.
– Почему тот же? – вмешался Оловянников, который никак не мог справиться с фарфоровой кофейной чашкой.
– А потому, – улыбнулась Ерохина, что я, когда увидела этот бумажник первый раз, то обратила внимание, что половинка одного золотого уголка сломана. Ее нет.
– Галя, – обрадовался Тыльнер, – Вас не зря мы называли королевой шарад.
По пустому Зачатьевскому переулку шел один из «французской четверки».
Открыл ключом дверь в монастырской стене.
Ржавые петли заскрипели чудовищно. Прошел мимо церкви и постучал в едва заметную дверь.
Два удара… Пауза… Три удара.
Дверь открылась.
Келья монастыря скорее напоминала дамский будуар. Ковры на стене, зеркало в углу, кровать и стол красного дерева.
За столом сидело пятеро мужчин и женщина в черном с жемчугом на шее.
– Мы засиделись в Москве, – сказала она. – Более того, мы ничего не сделали ради чего приехали сюда. Жорж только что вернулся из Киева, он нам все расскажет.
– Друзья, я договорился с нужными людьми, они проведут нас через границу. Цену определил за каждого сорок империалов и того двести сорок монет. Твое поручение, Ольга, я выполнил.
– Такие деньги у нас есть. Но за кордон надо идти с приличной суммой, или с камнями. Поэтому, Виктор, разыщи Сашу Лептицкого, пусть даст подвод на камни или валюту.
– Сделаю сегодня.
– Теперь о статье. Надо наказать этого репортера.
– Убить? – удивился Жорж.
– Нет, – Ольга вставила в мундштук папиросу, закурила. – Нет. Но на нас, слава Богу, нет крови. Я знала этого Леонидова по Петербургу, он у Сытина заведовал петербургским отделом, поэтому часто бывал в столице. Его принимали в обществе, он был знаком с Великими князьями, говорил, что он причастен к убийству Распутина, во всяком случае, он написал об этом раньше всех. О его романах ходили легенды. Не надо его убивать. А опозорить надо.
– Каким образом? – поинтересовался Жорж.
– Очень просто, он же постоянно торчит в этой конюшне «Домино», Подождать, пока он выйдет, или вызвать запиской, раздеть до белья, на спину приклеить статью и отпустить с Богом.
Все захохотали.
Лапшин, удобно устроившись в кресле, читал газету.
Прочел. Положил на стол. Закурил.
– Мама! Мама!
– Чего тебе?
Раздался приглушенный голос.
– Зайди ко мне.