Тени на стене
Шрифт:
— А ты ему еще советовал устроиться на завод, — усмехнулся Мещеряк. — Нужны ему твои советы…
Нечаева еще не было. Мещеряк опять посмотрел на часы. Минутная стрелка подкрадывалась к часовой.
И тут же он услышал заводской гудок, пропавший за громадой леса, и подумал, что пора возвращаться к Локтевым. Там его ждали.
Но стоило ему отойти от дерева, под которым он стоял, как за его спиной послышались чьи–то осторожные, крадущиеся, темные шаги, и у него сжалось сердце. Оглянуться? Его рука медленно потянулась к пистолету.
— Товарищ
Так его называл только Нечаев. Вернулся!.. Мещеряк вытер испарину. Фу ты, опять пронесло!.. Трусом он никогда не был, но кому, скажите на милость, охота служить мишенью для тех, кто бьет без промаха?.. В него уже не раз стреляли, и он знал, чем это пахнет, и ему не хотелось снова искушать судьбу.
По голосу Нечаева он понял, что тот спешил. Боялся опоздать.
— Что, сорвалось?
— Порядок… — прошептал Нечаев и разжал пальцы. — Принес…
На ладони у него лежала камея.
— Милый ты мой… — Сердце Мещеряка весело запрыгало. — Ну, спасибо тебе. Выручил…
Разумеется, он понимал, что Нечаева подмывает рассказать все по порядку — и то, как он искал этого Ярошевича, и то, как он его нашел, — но Мещеряк никогда еще не был в таком цейтноте и оборвал Нечаева на полуслове.
— Потом расскажешь, — произнес он отчужденно, убыстряя шаги. — А как там майор Петрухин?
— Не знаю… Наверно, допрашивает Ярошевича. Я ему обещал, что завтра все будет кончено. Однако он, по–моему, не поверил… Сказал, что мы напрасно мудрим. Боюсь, как бы он… От Петрухина всего ожидать можно.
— Но ты ему все передал?
— А то как же!.. Обещал подождать. Заявил, что только из уважения к вам…
— И на том спасибо, — усмехнулся Мещеряк.
Он знал людей этого сорта и не сомневался, что в случае удачи майор Петрухин постарается прикарманить все заслуги. И пусть… Все лучше, чем отдуваться за неудачу…
В этом случае Петрухину ничего не стоило свалить всю вину на Мещеряка. Кто, спрашивается, тянул резину? Кто либеральничал и ставил Петрухину палки в колеса? Мещеряк… А за такие дела по головке не гладят.
— Возвращайся в город, — сказал Мещеряк.
— В город? — Голос Нечаева дрогнул от обиды. — Я вас одного не оставлю.
— Так надо… — сказал Мещеряк. — Дальше ты меня не провожай. Нас не должны видеть вместе.
И он зашагал к дому Локтевых.
Как он и предполагал, Николай Николаевич Локтев не вытерпел и, встав спозаранку, уехал на завод. Анне Сергеевне лишь удалось заставить его одеться потеплее. Она настояла, чтобы конструктор укутал шею шарфом и поднял воротник пальто.
Мещеряк слышал, как они препираются в передней, но притворялся спящим. После ухода конструктора он выждал еще минут пятнадцать и только тогда поднялся с дивана аккуратно, по флотской привычке сложив постель. Теперь он и Анна Сергеевна были в доме одни. Маленький Юрик, разумеется, был не в счет.
Мещеряк выглянул в окно. Утро было по весеннему тихим. На земле лежали синие тени, деревья воздушно отражались в талой воде. Весна влила свое: она была чистая, светлая, мягкая.
Сам он тоже был скромным человеком. Даже в молодости он не был ни бойким, ни разбитным, ни бесшабашным. А с годами он стал еще сдержаннее, молчаливее. У него выработалась чисто профессиональная привычка не шуметь, не привлекать к себе внимания. Он знал, что у него заурядная внешность и что особыми талантами он не блещет. Если он мог чем–нибудь похвастать, так это своей наблюдательностью, упорством и умением сосредоточиться. Но его хваленая наблюдательность, как он вчера убедился, иногда тоже давала осечку… Нечаев оказался куда внимательнее.
— Вы уже встали?
Должно быть, она услышала скрип половиц под его сапогами. В этом доме не он один был настороже. Он наблюдал, но и за ним наблюдали тоже. Кашлянув, он повернулся к двери. Пистолет, пролежавший всю ночь под подушкой, теперь оттягивал его карман.
— Я принесла вам полотенце.
Анна Сергеевна была в ситцевом передничке. Протянув ему полотенце, она одарила Мещеряка милой домашней улыбкой. Николай Николаевич? Уехал на завод, разве его удержишь?.. И сына она только что отправила в садик, сегодня ведь понедельник, и за ним пришла соседка… Рукомойник? Он у них на кухне. А она тем временем накроет на стол. Завтрак уже готов. Она надеется, что Мещеряк не откажется с нею позавтракать…
У него не было причин отказаться, и через несколько минут они уже сидели друг против друга, и Анна Сергеевна потчевала его перловой кашей, приправленной хлопковым маслом. На хлебнице лежали тонкие ломтики серой арнаутки, но к ним Мещеряк не притронулся.
Он не понимал, чем объяснить неожиданное радушие Анны Сергеевны, ее веселость. Тем ли, что она опередила его, встретившись еще вчера с Ярошевичем (если так, то все пропало), или тем, что она хочет ого поскорее спровадить. Она оказалась достаточно умной для того, чтобы не задавать ему лишних вопросов. Разбитое окно? Пропажа? Но ведь пропала только записная книжка, которая может еще найтись. Николай Николаевич так забывчив!.. А эти военные затеяли целое расследование. Но ее эго, право, не касается. Пусть оставят ее в покое. И Николая Николаевича тоже.
Мещеряк отодвинул пустую тарелку. Тогда Анна Сергеевна предложила ему чаю. Подняв чайник, она наклонила его над чашкой, и на ее руке тускло блеснул перстень. Больше медлить нельзя было, и Мещеряк спросил:
— Вы получили мое письмо?
Но ее рука не дрогнула.
— Какое письмо?
Вместо ответа on положил на стол камею.
— Вы!.. — Ее глаза расширились и стали неподвижными. — Не может быть…
— А почему бы и нет? — он усмехнулся. — Вас это удивляет?
Она протянула свою руку, на которой был перстень, и положила ее рядом с камеей. Сомнений быть не могло: и перстень, и камея были из одного гарнитура.