Тени Санктуария
Шрифт:
— Мне нужно заняться ими.
— Что, какое-то новое поручение?
— Не связанное с убийствами волшебников, если это тебя волнует. Мое дело сугубо личное и тебя никак не коснется.
— А если я найму тебя?
— С какой целью?
— Провести со мной ночь.
— Ты безумен, — отозвалась Ишад.
— Я могу сойти с ума — ты видишь, что годы надо мной не властны. От этого мне только тяжелее.
— И ты не боишься? Неужели все дело в том, что ты ищешь смерти?
— Порой я боюсь ее, особенно в такие минуты, как сейчас, когда я становлюсь молодым и красивым. Но это продлится недолго…
Она еще раз взглянула на него… невольно отметив красоту мужчины. Ишад пришла в голову мысль, что, возможно, именно его красота и навлекла на него беду в те минувшие дни. Прекрасные глаза были полны боли. Ишад почувствовала, как в ней вспыхивает сочувствие к нему.
— Сколько времени прошло, — спросил Йорл, нежно обнимая ее, — с тех пор, как у тебя был по-настоящему достойный любовник? Как давно я перестал надеяться. Мы можем стать ответом друг для друга, Ишад. Если мне суждено умереть, да будет так, а если нет, то значит, что твое проклятье имеет предел. Возможно, что некоторые мои обличья не придутся тебе по душе, но другие… тебе не нужно страшиться.
— Для этого ты и охотишься за мной? А этот амулет всего лишь способ привлечь мое внимание…
— Для тебя это ничего не стоит. Ишад, ведь это же так просто…
Какое искушение. В этот момент, в этот единственный миг в череде долгих ночей и дней он был по-настоящему великолепен.
Но тут другая мысль пришла ей в голову, и Ишад, та, что годами не знала страха, неожиданно содрогнулась.
— Нет, нет, может быть ты хочешь умереть, но я нет. Я не хочу. Представь себе два таких проклятья вместе — половина города содрогнется, не говоря уже о нас с тобой. Уже одна такая возможность… нет, я не хочу умереть…
Йорл вздрогнул, и на его лице отразился страх:
— Ишад… — голос начал меняться, и черты лица поблекли, словно не в силах больше выдерживать такое напряжение. Чешуйки возвращались, и маг, с полным отчаяния криком, закрыл лицо руками, уже напоминавшими лапы. Качнулись занавески, воздух задрожал, и возглас отчаяния растворился в полумраке комнаты.
Ишад второй раз вздрогнула и посмотрела вокруг, но дом был уже пуст.
Ладно, подумала она. В конце концов, он получил ответ. Ишад довелось побывать практически во всех частях Империи и Санктуарий ей нравился больше всего. Хорошо, что Йорл получил ответ, и с этим покончено. Впереди еще будут новые поручения, но сейчас мысли Ишад обратились к домику над рекой. Это обиталище стало слишком приметным… а по дороге к реке она, возможно, кого-нибудь и встретит.
Вино полилось в кубок, но Ганс сидел в таком смятении, что даже не взглянул на виночерпия, а только поднес чашу к губам и сделал глоток.
— Неплохо, — сказал он вслух, и Каппен Варра, сидевший напротив него за столиком в «Единороге», заметил, что Ганс отогнал прочь гнетущие мысли и поднял в ответ свою чашу, грустно размышляя о позабытой песне, об истории, которую лучше не рассказывать даже в безопасном закоулке таверны. Завтра весь город наполнится слухами и вопросами, так что лучше ничего не знать… уверен, что и Ганс думает так же.
— Сыграем, — предложил Каппен.
— Нет уж,
Каппен наполнил чаши снова, удивляясь тому, что Ганс сам купил вино, соря деньгами так, словно хотел от них избавиться.
— Сыграем завтра, — в надежде предложил певец.
— Завтра, — согласился Ганс и поднял чашу.
Наполнив чашу, слепой Дарус потрогал холодную жидкость пальцем, помешал ее и передал сосуд хозяину. Дыхание Йорла к вечеру стало хриплым. Маг осторожно принял чашу, не касаясь пальцами Даруса, чему слепой был только рад.
Отдельно от других, у реки высился дом… совершенно непохожий на высившиеся кругом хибары. Дом был огражден стеной и садом, но в нем чувствовалось нечто непонятное и странное. Неподалеку от ворот мрачно стоял Мрадхон Вис. Она была там, она нашла себе молодого человека, похожего на Сджексо, ради которого ныне пылал внутри камин и горели свечи.
Он видел.
Постояв у дома, Мрадхон Вис, отягощенный знанием, превозмог себя и зашагал прочь.
Роберт АСПРИН
ПОДАРОК НА ПРОЩАНЬЕ
Солнце уже поднялось над горизонтом на две ладони, когда Хорт появился на пристани Санктуария; день только начинался, но по рыбацким меркам было уже поздно. Глаза юноши болезненно щурились от непривычного блеска утреннего солнца. Ему сейчас страстно хотелось оказаться дома в постели… или в чьей-нибудь постели… где угодно, только не здесь. Но он пообещал матери, что поможет Старику сегодня утром. И хотя воспитание не позволяло ему нарушить данное слово, упрямый характер требовал демонстративно опоздать в знак протеста.
Хотя он исходил пристань вдоль и поперек с раннего детства и знал, что ее всегда тщательно чистят, Хорт все же шел осторожно, стараясь не испачкаться. Последнее время он стал очень заботиться о своей внешности; сегодня утром обнаружил, что у него совсем нет старой одежды, пригодной для рыбалки. Умом он понимал тщетность попыток предохранить свой нарядный костюм от грязи в течение целого дня работы в лодке, но недавно приобретенные привычки требовали хотя бы постараться свести ущерб к минимуму.
Старик поджидал его, сидя на опрокинутой лодке, как нахохлившаяся морская птица, которая дремлет, наглотавшись рыбы. В руке он держал нож и неторопливо, ритмично строгал какую-то ненужную деревяшку. С каждым движением из-под лезвия падала длинная спиралевидная стружка. Кучка стружек у ног Старика была зримым свидетельством того, как долго ему пришлось ждать.
Странно, но Хорт всегда мысленно называл его Стариком и никогда — отцом. Даже люди, с которыми он начинал рыбачить в этих водах, когда они были еще мальчишками, и те называли его чаще Стариком, чем Панитом. На самом деле он был не так уж стар, просто лицо его производило обманчивое впечатление. Сморщенное и изрезанное глубокими складками, лицо Старика напоминало красное глинистое русло пересохшей реки, которое можно было увидеть в пустыне, раскинувшейся за Санктуарием: иссушенное ветром, потрескавшееся, ожидающее дождя, которого никогда не будет.