Тени сна (сборник)
Шрифт:
— Вы позволите, святой отец? — спросил он, чуть наклонив голову.
— Садитесь, сын мой.
— Благодарю. — Гюнтер опустил сумку на соседний стул и сел. — Гирр Шлей.
Отец Герх продолжал крошить печенье в стакан. Под его глазами залегли большие темные круги, от чего взгляд казался пронизывающим.
«Спрашивайте, отче, — подумал Гюнтер. — Как я понимаю, вы пригласили меня за столик, чтобы определить мои умственные способности. Насколько я, говоря вашими словами, пройдошист. Так начинайте, святой отец». — Он бросил взгляд на официантку и нетерпеливо забарабанил
— Давно в нашем городе, сын мой? — наконец спросил отче Герх.
— Со вчерашнего дня.
— По делам к нам?
— Нет. Я в отпуске.
— Веруете ли вы, сын мой? — неожиданно спросил отче Герх.
Гюнтер развел руками.
— К сожалению, святой отец…
— Весьма прискорбно, сын мой. Подумайте о своей душе. Вы сейчас молоды, душа у вас не болит, и вы не думаете о смертном часе. Но наступит время старости, и в душе вашей будут холод и пустота. Только вера исцелит душу и даст надежду на спасение.
— Я материалист, святой отец, и не верю в бездоказательные идеи. То, что у меня есть сознание, я могу вам доказать, как дважды два. А вот вы тезис о существовании у меня души можете предложить только как аксиому.
— Не путайте, сын мой, науку и веру. Вера тем и сильна, что бездоказательна. Если ваша наука так всесильна, то почему вы не можете доказать отсутствие бога?
— Потому, святой отец, что наука находится на границе непознанного, а вера — за ее границами. А процесс познания бесконечен.
— У всего, имеющего начало, обязан быть конец. И когда наука познает все, она упрется в бога. А всевышнего познать нельзя.
— Святой отец, вы противоречите самому себе. Если мы не познаем бога, то как же мы познаем все? А потом: о начале и конце и о бесконечности познания. Вам известно, конечно, что началом числового ряда является ноль. Тогда назовите мне конечную, самую последнюю цифру, и, даю вам честное слово, я поверю в бога.
— Бога познать, сын мой, можно только через веру.
— Святой отец, — укоризненно покачал головой Гюнтер, — мы опять возвратились к началу разговора. Не собираюсь я познавать бездоказательное.
Отец Герх взял со стола ложечку, помешал молоко, попробовал и снова принялся крошить печенье в стакан.
— Но принимаете же вы, сын мой, бездоказательно аксиому о том, что две параллельные прямые на плоскости никогда не пересекаются?
Гюнтер беззлобно рассмеялся:
— Глупее этой аксиомы в науке не было и быть не может, ибо само условие параллельности отвергает возможность пересечения прямых. Я вам могу привести с сотню подобных аксиом. Ну, например, аксиома о том, что в треугольнике не может быть четвертого угла. Похожая аксиома?
И тут Гюнтер решил немного слукавить:
— Но как раз это легко установить экспериментально. Докажите мне экспериментально существование бога, и я поверю в него.
Отче Герх снова пригубил с ложечки свое месиво.
— Жаль, гирр Шлей, что вас не было в городе полгода назад, — сдержано проговорил он, и в тоне сказанного прорезались металлические нотки.
«А ты, отче, оказывается мракобес, — неожиданно открыл для себя Гюнтер. — Не хуже пастора Пампла…»
— Это
Отче Герх отпрянул.
— Сын мой, вы позволяете себе слишком много. — Он раздраженно отставил стакан в сторону и встал. — Пути господни неисповедимы.
Отче Герх бросил на стол несколько евромарок, коротко кивнул и направился к выходу.
— Трость забыли, святой отец, — сказал ему вслед Гюнтер.
Отче Герх вернулся и, не глядя на Гюнтера, забрал трость. Гюнтера так и подмывало пожелать священнику в спину: — «Да хранит вас святой дух!» — но он сдержался. Это было бы мальчишество. Он посмотрел на оставленные священником деньги: их было чересчур много за стакан молока и печенье. Очевидно, святой отец давно пообедал, а затем, растягивая пребывание в ресторане, ждал появления частного детектива.
Гюнтер выжидательно повернулся к официантке. Если вчера работа у нее спорилась, она быстро и четко обслуживала посетителей, то сегодня у нее все валилось из рук. Убирая столы, она часто настороженно замирала, оглядывалась на окна, прислушивалась. Наконец, Гюнтеру удалось поймать ее взгляд. Она оставила уборку посуды и подошла к столику.
«Вот это да!» — изумился Гюнтер, глядя на нее. Несмотря на порядочный слой крем-пудры и густую ретушь теней, под левым глазом у официантки проступал огромный синяк.
«Так вот, значит, кто выступал вчера ночью в роли праведницы, урезониваемой суккубой Мертой», — подумал Гюнтер. Он представил себе сцену «урезонивания» официантки голой ведьмой, и ему стало не по себе.
— С вас шесть евромарок сорок пфеннингов, — рассеянно проговорила официантка, доставая из передничка блокнот.
— Помилуйте, я ведь еще ничего не заказывал!
Официантка словно впервые увидела его.
— Извините. — Она забрала со стола деньги и достала ручку. — Я вас слушаю.
Гюнтер стал обстоятельно, переспрашивая, какие блюда имеются в наличии, заказывать обед. Официантка записывала, невпопад кивала или отрицательно качала головой, как вдруг прекратила записи, вся напряглась и, уставившись в окно, казалось, всем телом обратилась в слух. С улицы далеким комариным писком донесся звук мотоциклетного мотора. Официантка стремглав сорвалась с места и, натыкаясь на стулья, выбежала на улицу. Когда рев мотоцикла достиг невыносимых пределов и от него стали дрожать стекла, он внезапно стал тише, видно, мотоциклист сбросил скорость, и Гюнтер увидел, как к махавшей руками официантке медленно подкатил мотоцикл-скелет с седоком в черной униформе. Официантка схватилась за руль и принялась что-то горячо объяснять мотоциклисту сквозь грохот работающего мотора. Тот слушал и изредка отрицательно мотал головой. Когда официантка стала умоляюще заламывать руки, мотоциклист оттолкнул ее и, резко дав газ, умчался. Некоторое время официантка потеряно смотрела ему вслед, затем поплелась в ресторан. Лица на ней не было, по щекам катились слезы.