Тени солнечного города
Шрифт:
– Простите, Анна, что мне приходится мучить вас. Я понимаю, как вам тяжело вспоминать о той ужасной ночи. У меня к вам последний вопрос. – Он постарался вложить в свой голос как можно больше сочувствия. Аркадию не нужно было притворяться, ему было действительно жаль ее.
– Со мной все в порядке, – сказала Анна. – Спрашивайте, я готова.
– Что делал подсудимый, когда вы нашли вашу сестру? Из ваших показаний в деле следует, что Громов сидел рядом с трупом вашей сестры, когда вы незаметно выглянули из кустов. Так ли это?
– Нет! – неожиданно закричала Анна. – Он не сидел, он лежал на траве и спал! Понимаете, я была так расстроена… Я думала, что это ничего не изменит, что так ему и надо, убийце, но теперь мне стыдно… Он лежал на траве, глаза его были закрыты, и я подумала сначала, что он тоже мертв, как и моя сестра. Я вскрикнула от ужаса, но он даже не пошевелился. Потом я услышала, что он застонал, и убежала. Я подумала, что пусть так и будет, от этого же ничего не меняется. Какая разница – спал он или нет? Ведь это он убил мою сестру! Его куртка валялась на траве, она была в крови. Он или нет? Я спрашиваю вас: он или нет? Ответьте мне! – Девушка кричала на весь зал,
Судья немедленно прекратила допрос и вызвала доктора, но в любом случае продолжать было незачем. Все, что нужно, было сказано. Прояснился вопрос, почему она сказала неправду. Как просто все оказалось на самом деле: решила отомстить, чтобы наверняка покарали виновного в смерти сестры. Несчастная девочка, как она мучилась все это время, и теперь все ее чувство вины выплеснулось в бурной истерике в зале суда. Анну успокоили, но она не покинула зал, а предпочла остаться до окончания заседания. Арестов вышел на середину, приосанился и обратился к судье – решающий момент наступил:
– Ваша честь, прошу донести до суда, что в моем распоряжении находится бумага, которая в корне меняет все обстоятельства дела. Это первоначальный анализ крови моего подзащитного. Подпись на документе стоит того же самого эксперта, дата тоже, но данный анализ содержит совершенно другие показатели: содержание психотропного препарата фенектила, обнаруженного в крови подсудимого Громова, в данном документе превышает предписанную врачом дозу в несколько раз! Значит, во время задержания мой подзащитный спал и никак не мог оказать сопротивления сотрудникам патрульной службы милиции. И последнее: по словам профессора Звонарева, рецидив заболевания, а именно – немотивированное агрессивное поведение, – возможен только в случае снижения дозы препарата. Из этого следует, что никакого агрессивного всплеска в поведении моего подзащитного быть не могло! Учитывая все вышеизложенное, усматриваю в деле существенное нарушение процессуальных норм, которое помешало всесторонне, полно и объективно расследовать дело и могло повлиять на вынесение судом законного и обоснованного решения. Ходатайствую о возврате дела для проведения дополнительного расследования до полного выяснения обстоятельств и для проведения экспертизы документа, удостоверяющей его подлинность. – Закончив свой победоносный монолог, Арестов подошел к судье и положил бумагу на ее стол, но судья поубавила его радость от очевидной победы.
– Вот что, друг мой, – елейным голосом пропела она, еле сдерживая свой гнев, – тебе что тут, театр драмы и комедии или все же серьезный судебный процесс? Почему до начала заседания ко мне не подошел? Почему официально не зарегистрировал улику? – Аркадий молчал, он знал, что последствия будут именно такими. Сейчас судья влепит ему очередной выговор с занесением в личное дело – и о последующей карьере можно забыть. – Знаю, – продолжила она после непродолжительной паузы, – хотел красивый жест произвести, неожиданно вытащить козырь из рукава, амбиции свои потешить! А теперь слушай, что я тебе скажу, Арестов. Дело я, без сомнения, отправлю на доследование и меры приму соответствующие относительно фальсификации улик, если это, конечно, имело место, но ты не радуйся заранее – я такие театральные жесты на дух не переношу, так что аплодисментов не жди. Если выяснится, что эта бумажка, непонятным образом попавшая к тебе в руки, – подлинная, считай, тебе повезло, а если подделка, ты распрощаешься со своей карьерой. Потому что таких актеров, как ты, учить надо, чтобы деньги налогоплательщиков на свои амбиции не тратили! У меня все. – Она стукнула молотком по столу и сообщила всем, что суд удаляется на совещание.
Глава 4
Муки совести и души
Судья была абсолютно права: он должен был заявить улику до начала слушания, но не сделал этого. Однако она ошиблась, полагая, что Арестов хотел произвести красивый жест. Нет – все было не так! До последнего момента он был не уверен, следует ли вообще это делать. Что он знал о бумаге? Ничего, кроме того, что поведал ему адвокат Петухов. Интуиция подсказывала ему, что документ подлинный, и не только интуиция. Смерть Петухова подтверждала его догадки, но подставляла и самого Аркадия. Естественно, у следствия будет много вопросов относительно того, откуда у него взялась эта бумага. Он, конечно, продумал свою версию: с одной стороны, правдоподобно, с другой – невозможно доказать обратное, но… Эксперта будут трясти. Возможно, выйдут на Петухова, свяжут с убийством, и тогда огромного количества вопросов не избежать. А если он наследил на месте убийства? Он ведь не нашел свой перочинный ножик, когда вернулся к себе в номер! Об этом кошмаре Аркадий предпочитал вообще не думать. И зачем он рыпнулся? После того как Анна Самарина дала показания, он и без этого анализа вполне мог доказать процессуальное нарушение закона. Воспоминания об Анне немного отвлекло его от тягостных мыслей. А ведь это из-за нее он так хорохорился на слушании, перед ней красовался, как павлин в брачный период. В душе его возникло странное ощущение, что Анна приняла решение не сразу, а оттягивала этот момент. Смотрела, оценивала его поведение, напряженно вглядывалась в его лицо, размышляла над его доводами защиты – и ждала. В ее взгляде он уловил напряженный интерес и нерешительность. До последнего момента она откладывала свое признание. Что же подтолкнуло ее к действию? Почему она это сделала? Он не давил на девушку, не подлавливал ее, не пытался применить приемы психологического воздействия, напротив, задал свой вопрос мягко и тактично. И она неожиданно поверила ему, приняла его сторону и захотела помочь. Она дала ему шанс выиграть дело, слабый, но все же шанс. «Спасибо, Анна, – мысленно поблагодарил он ее. – Милая, милая, несчастная девочка, тронувшая мое сердце своим нежным тихим голосом, легкой походкой, тонким запахом чувственности и чистоты, загадочным взглядом прекрасных настороженных глаз, волосами цвета спелой пшеницы… Опять я заболел, опять потерял точку опоры, заблудился, но на этот раз не в прошлом, а в будущем, которое не сулит ничего хорошего.
«Еду в Москву, – решил Аркадий. – Громов содержится в СИЗО Бутырки, а до областного суда даже ближе добираться из московской квартиры. В конце концов, я всего лишь адвокат, а не частный детектив. Мое дело – разбираться с бумагами и присутствовать на допросах и судебных заседаниях – и только. Какой смысл теперь здесь находиться? Помощница окончательно испилила его своими просьбами о возвращении, клиенты дружными рядами обращались в другие юридические фирмы, куча денег проплыла мимо носа на всех парусах. Сегодня же соберу свои вещи, а завтра утром, как только проснусь, перебираюсь в Москву», – приняв такое важное, на его взгляд решение, Аркадий резко развернулся и быстро пошел к машине.
Погода стала портиться: подул пронизывающий холодный ветер, поднял с асфальта, покрытого щербинами и трещинами, стайку разноцветных осенних листьев и пыли, на мгновенье закружил их в воздухе и, основательно перемешав, опустил на землю в нелепом беспорядке. Аркадий поежился. За всеми этими сумасшедшими событиями он даже не заметил, что лето почти кончилось. Август, стойко отстоявший теплую погоду в первой своей декаде, резко сдавал позиции и передавал эстафету сентябрю. Ночи стали холоднее, темнело рано, пропали комары и мухи. Он остановился около одной из парковых лавочек, в нескольких шагах от которой была жестоко убита Елизавета Самарина, и загрустил еще больше. Обещание найти настоящего убийцу, данное им в порыве сострадания, отчетливо всплыло в памяти и заставило испытать чувство вины. Тяжело вздохнув, Аркадий смахнул с лавки опавшую листву и присел. Свои обещания он привык выполнять, и он не отступится. А этот приступ меланхолии пройдет, только надо взять тайм-аут на время, всего на несколько дней. Поразмыслить и вновь начать действовать: перелопатить вновь все связи Лизы, тем более что кое-что уже стало понятно.
У гостиницы он оказался около девяти часов вечера. Около второго корпуса наблюдалось заметное оживление: милиция, врачи «Скорой помощи», весь персонал гостиницы и толпа любопытствующих граждан. Все в один голос что-то бурно обсуждали, и Арестов прекрасно знал – что. Учитывая, что убираются в номерах раз в три дня, а постельное белье меняют и того реже, Аркадий даже удивился, что труп Петухова нашли всего лишь спустя сутки после его смерти. По этому поводу у Арестова, несомненно, были угрызения совести, но позвонить и сообщить о таком «трагическом» для всего человечества событии он не решился. В центре толпы он заметил Клаву. Судя по ее состоянию, именно она обнаружила труп. Аркадий сочувственно вздохнул, зевнул и направился к себе. До номера он добрался на автопилоте и, как только оказался у себя и заметил кровать, сразу понял, что погорячился, наметив на вечер сбор своих вещей. Прошлая бессонная ночь, тяжелый процесс и буря эмоций, вызванная знакомством с Анной, подавили его горячее желание покинуть город как можно скорее, сон оказался проблемой более актуальной. Повесив на дверь табличку с надписью «Не беспокоить», чтобы отсрочить душещипательный момент, когда болтливая Клава ворвется к нему в номер с подробным докладом о жутком инциденте, случившемся в гостинице, Аркадий, не раздеваясь, рухнул в постель и сразу уснул.
Гулкий удар колокола старой полуразрушенной часовни распугал задремавших ворон. Они поднялись в серое пасмурное небо и закружили над кладбищем, нарушая своим гортанным криком тишину и покой вечных постояльцев могил и редких посетителей, так и не смирившихся со смертью своих близких. Он шел вдоль резных оград, покосившихся от времени крестов, скромных памятников с облупившимися фотографиями и тусклыми позолоченными поминальными надписями, вглядывался в фамилии и имена, и никак не мог найти нужную могилу, ради которой пришел сюда. Он знал, что могила должна была быть свежей, засыпанной цветами и венками, но пока ему встречались только старые погребения с утрамбованной временем землей и прижившимися растениями, посаженными заботливыми родственниками. Он обогнул часовню, миновал маленький домик сторожа, огляделся и обрадовался, что наконец-то нашел место, где могло располагаться последнее пристанище Лизы. В этой части кладбища надгробия были совсем новенькими, венки еще не потускнели, и земля на могилах возвышалась аккуратными холмиками. Вдали он увидел девушку с длинными темными волосами, облаченную в облегающее черное платье. Она шла вдоль главной аллеи и с каждой секундой удалялась от него все дальше и дальше. Ему вдруг захотелось увидеть ее лицо, он ускорил шаг и попытался ее догнать. Девушка тоже ускорила шаг, сошла с главной дороги на примыкающую к ней тропинку и затерялась среди памятников и крестов. Он торопливо пошел следом, ему необходимо было увидеть ее лицо, это заняло все его мысли, вошло в мозг, трансформировалось в навязчивую идею, в смысл всего его существования. Кажется, ему повезло – он заметил ее около одной из могил, она стояла на коленях, низко опустив голову, но опять ему не удалось разглядеть ее лицо: распущенные длинные волосы скрывали ее внешность. Он решил, что даст ей время, а потом подойдет и познакомится с ней, но девушка неожиданно вскочила на ноги и побежала.