Тени Сталина
Шрифт:
Идейные истоки заговора с целью свержения всей сталинской верхушки Бухарин объясняет так: «Уже в 1928 году я сам дал формулу относительно военно-феодальной эксплуатации крестьянства… Мы стали с пожиманием плеч, с иронией, а потом и с озлоблением смотреть на наши громадные, гигантски растущие заводы, как на какие-то прожорливые чудовища, которые все пожирают, отнимают средства потребления от широких масс…» (стр. 330–331).
И в начале 30-х годов сложился «контактный блок», управляемый в пределах СССР Бухариным, Пятаковым, Радеком, Рыковым, Томским, из-за границы — Троцким. Переворот сначала мыслился на волне массовых выступлений недовольства среди населения страны. Когда надежда на них не сбылась, акцент переместился на «открытие границ» для иностранных интервентов, которые в обмен на всевозможные
Но так как заговорщики видели рост военно-патриотических настроений в стране, они готовили еще такой иезуитский ход. Перевалить вину за интервенцию на власть и «отдать под суд виновников поражения на фронте. Это даст нам возможность увлечь за собой массы, играя патриотическими лозунгами» (стр. 376).
Однако интервенции, ожидавшейся бухаринцами в тридцать седьмом, не произошло, и тогда осталась последняя ставка — на «дворцовый переворот». «Бухарин: Сила заговора — это силы Енукидзе плюс Ягода, их организация в Кремле и НКВД, причем Енукидзе удалось завербовать бывшего коменданта Кремля Петерсона…» (стр. 363).
«Розенгольц: Тухачевский указывал срок, полагая, что до 15 мая (1937 г. — А. Р.) ему удастся этот переворот осуществить… Один из вариантов — возможность для группы военных собраться у него на квартире, проникнуть в Кремль, захватить кремлевскую телефонную станцию и убить руководителей…» (стр. 223).
Во исполнение главной задачи по захвату власти блок вел еще гигантскую работу как в пределах СССР, так и за границей. Были налажены связи с разведками Германии, Франции, Японии, Польши, снабжавшими деньгами зарубежную, троцкистскую часть блока. «Крестинский (дипломат, затем заместитель наркома иностранных дел. — А. Р.): Троцкий предложил мне… предложить Секту (генерал рейхсвера. — А. Р.), чтобы он оказывал Троцкому систематическую денежную субсидию… если Сект попросит оказание ему услуг в области шпионской деятельности, то на это нужно и можно пойти. Я поставил вопрос перед Сектом, назвал сумму 250 тысяч марок золотом в год. Сект дал согласие…» (стр. 229).
Но, кроме подобных зарубежных вливаний, Троцкий имел и изрядную подпитку из СССР. «Розенгольц: Я был наркомом внешней торговли и с моей санкции (были переданы Троцкому. — А. Р.) 15 тысяч фунтов, потом 10 тысяч фунтов… По Экспортлесу с 1933 года 300 тысяч долларов» (стр. 227–228). Обширно действовал наркомфин Гринько: «Я помогал Крестинскому использовать валютные средства, которые накапливались на курсовых разницах за границей и которые были нужны ему для финансирования троцкистов» (стр. 54). «Гринько: Была дана бухаринская формула — ударить по Советскому правительству советским рублем. В области сберегательного дела было проведено два мероприятия, связанные с сокращением сети сберегательных касс и с кампанией по залогу облигаций государственных займов… Работа клонилась к подрыву бюджетной финансовой дисциплины и к возможности использования государственных средств для целей заговора… Зеленский (председатель Центросоюза. — А. Р.) по директивам «правотроцкистского блока» в недородные районы завозил большую массу товаров, а в урожайные посылал товаров меньше, что создавало затоваривание в одних районах и товарную нужду в других» (стр. 74–76).
В тех же действиях по возбуждению недовольства масс, а заодно
Затем ко всему этому зловеще примыкает организатор политических убийств Ягода — полная противоположность идейному вождю Бухарину. Чувствуется, что Бухарина в пекло измены толкали в огромной мере небезблагородные политические амбиции: доказать мертвому Ленину и живому Сталину, что его, бухаринская, линия развития страны верней и плодотворней генеральной. Отсюда его озабоченность не только непосредственно захватом власти, но и последующим:
«Гринько: Он (Бухарин. — А. Р.) указывал, что, поскольку довлеет политика в данном случае, вредительство следует допустить, с другой стороны, установление более широких экономических связей с капиталистическим миром даст возможность наверстать те потери, которые будут» (стр. 79). Но на пути к благой цели, как полностью капитулирует Бухарин в своем последнем слове, «голая логика борьбы сопровождалась перерождением идей, перерождением нас самих… которое привело нас в лагерь, очень близкий по своим установкам к кулацкому преторианскому фашизму» (стр. 666).
Совсем иное двигало Ягодой. Хоть он и говорит «не для того, чтобы смягчить свою вину, но лишь в интересах установления истинного положения вещей, что попытки некоторых обвиняемых представить меня как профессионала-террориста неверны» и «что ни один из этих (террористических. — А. Р.) актов не совершен мной без директивы «правоцентристского блока» (стр. 490), — верить ему трудно. Самое первое вменяемое ему убийство — сына Горького Макса в мае тридцать четвертого года — вообще имело под собой, как он же в другом месте сознается, сугубо личный мотив. А именно: любовная интрига с женой убиенного.
Далее. Чуть позже организованное им убийство своего начальника Менжинского с целью возглавить за ним следом ОГПУ якобы заказал ему Енукидзе, ко времени суда уже покойный.
Никто больше из «сопроцессников», доведенных в большинстве Вышинским до предельной искренности, этого не подтверждает. Напротив, показания их больше клонятся к тому, что поспешить с ликвидацией уже дышавшего на ладан от болезни шефа Ягоду лишь толкал чисто карьерный, шкурный интерес: захапать обещанное ему кресло, пока водоворот событий не родил другого претендента.
В убийстве Кирова в том же тридцать четвертом Ягода признает себя только пособником. «Ягода: Енукидзе настаивал, чтобы я не чинил никаких препятствий этому… Запорожец (ленинградский чекист. — А. Р.) сообщил мне, что органами НКВД задержан Николаев, у которого были найдены револьвер и маршрут Кирова, Николаев был (по приказу Ягоды. — А. Р.) освобожден. После этого Киров был убит этим Николаевым» (стр. 491).
Мотивы устранения Куйбышева из процесса неясны, а вот о Горьком говорится много и подробно. Бухаринцы, уже договорившись с Западом о смене власти, опасались, что огромный мировой авторитет Горького, стоявшего горой за Сталина, им помешает после «дворцового переворота» облачиться в тоги избавителей отечества. Старик еще начнет трубить на всю планету невесть что и портить победоносную обедню.
С Ежовым тоже ясно. В тридцать шестом он от ЦК партии курировал следствие по Кирову, был близок к истине, а в сентябре и вовсе занял пост Ягоды. И тот, освобождая кабинет, приказал своему личному секретарю Буланову попрыскать там раствором ртути. «Буланов: Я приготовлял большие флаконы этого раствора и передавал их Саволайнену. Распрыскивал тот из пульверизатора. Помню, это был большой металлический баллон с большой грушей. Он был в уборной комнате Ягоды, заграничный пульверизатор» (стр. 480).