Тени старого мира
Шрифт:
Он не прошел отбор. Его партия нанитов не смогла вырастить удачливого и по-настоящему сильного бойца.Что-то дернуло Босого за руку. Его тело взлетело в воздух и приземлилось в нескольких шагах позади. И еще в полете он увидел, как на теле выдернувшего его из-под удара Лебедева смыкается клешня скрипа.
Активация скоростного рывка
Недостаточно выносливости
Отказ активации
Активация скоростного рывка
Недостаточно выносливости
Отказ активации
Босой был быстр и
— Я тебя обманул.
Лейтенанта разорвало пополам ровно по поясу, но он не умер сразу. Инопланетная пыль в его теле боролась за жизнь носителя: остановила кровотечение, заглушила боль и вбросила в кровь тонны адреналина. Лебедев угасал, но еще мог говорить и двигать руками. Он снял с запястья браслет и протянул его ловчему.
— Я вас обманул. Это браслет моего младшего брата. Я снял его, когда закапывал его в землю. Я обещал вернуться с победой. Понимаешь, ловчий? Я обещал. Найди его могилу. Я знаю, ты сможешь выйти за границы гарнизона, сможешь пойти туда, куда захочешь. Их могилы на холме у берега Сакмары. Я поставил там семь больших крестов из синих досок. Отнеси ему браслет. Я обещал вернуться, и я вернусь. Хотя бы так.
Подошел медик. Положил лейтенанту руку на грудь, покачал головой, простился и ушел. Не занятые делом бойцы подходили к Лебедеву по одному, жали руку, произносили одинаковое: «Было честью…» — и отходили. Рядом остался только Погожин.
Майор так и не бросил осветительную гранату, да и вряд ли разворачивающееся действо представляло для кого-то кроме ловчего интерес. Хотя посмотреть наверняка было на что.
На нижних этажах разворачивался невиданный бой. Скрип одолевал этаж за этажом, рвал на части сотни тел, отбивался от тысяч летевших в него шипов, но не останавливался ни на секунду. Он словно имел какую-то цель, знал, что главный враг внизу, и пока предводитель жив, кошмары не остановят атаки.
Казалось, третьеуровнего скорпиона не может остановить никто. Но если его ахиллесову пяту сумел найти один не в меру любопытный Сын Гранитного, то и тысячам кошмаров это могло оказаться под силу. И они нащупали ту самую дырочку в сочленении пластин.
— Отбой, — произнес майор, отойдя к ожидавшим бойцам, — наш таран дошел только до четвертого уровня и сдулся. Возвращаемся за новым скрипом. Придется начать все с начала.
День 6. Скрипы
В глазах Зои горели бесовские огоньки. Ей хотелось взять пропись за краешек и запустить ее в полет в самый дальний угол класса, да так, чтобы листы раскрылись и жалобно шелестели. Жестокая тетрадь должна была ответить за все зойкины страдания!
Вбитая с рождения бережливость не позволяла. С прописью работали карандашом многие и многие люди. Писали, старательно обводя нарисованные пунктиром буквы, и стирали, оставляя тем, кто придет после. Ни новой бумаги, ни тем более напечатанных книг никто в ближайшие годы увидеть не рассчитывал, а потому поколениями берегли то, что есть.
— Я поняла. Ты хочешь, чтобы я умерла. Учти, найдутся те, кто за меня отомстит.
Старший сержант Березкин поднял глаза над книгой, ровно
— От письма еще никто не умирал.
— Я буду первой.
— Это вряд ли.
— Ты меня ненавидишь.
— Работайте, Зоя. При всем желании я не могу вас отпустить. Это приказ командования.
Столы и стулья в классе стояли как по линейке. Зоя обвела взглядом помещение, но зацепиться ни за что не удавалось: зеленоватые стены без единой щербинки, однотонный пол, по которому словно бы и не ходили ни разу, рассеянный не дававший тени свет. Она с грустью вспомнила, как их учили в Грачах, по солнцу, во дворе общинного дома. На одних только поросят можно было смотреть все чтение и часть истории, пока скотницы не уводили их на кормежку.
Взамен поросятам выпускали цыплят. Слетались голуби. По щелям пересохшего от времени сруба бегали солнечные зайчики. Не ученье, а сказка. Не то, что сухой как сама математика класс Гранитного. Здесь решительно нечем было заняться, кроме как учиться, и Зоя училась, старательно обводя силуэты ненавистных букв.
Буквы же никак не хотели слушаться. Строчки выскальзывали из-под карандаша, изгибались, отпрыгивали и бросались в головокружительные хороводы. Хуже них раздражал только приставленный в учителя Березкин, слащавый голубоглазый блондин, которому, несмотря на худобу, очень шла военная форма.
Его все время хотелось как-нибудь пообиднее подколоть, чтобы не страдать в одиночестве.
— Ты стрелять-то умеешь, Березкин? Или только над маленькими безобидными девочками издеваться?
— Я отличник боевой подготовки, — спокойно и уверенно ответил парень, — как и все мы. Среди Сынов Гранитного есть лучшие, но худших — нет.
— Врешь поди…
— Ложь не живет в пределах Гранитного. Мы никогда не врем.
— А как же Кремнев, ваш командир? Затащил нас обманом в ваш гадкий Зал истины…
— Он не сказал ни слова лжи. Лишь сообщил не всю правду.
Глаза Березкина скрылись за книгой. Потянулись тягучие минуты тишины.
Зоя сражалась с прописной буквой Б. Не найти было более противной буквы. Сколько отвратительных слов с нее начинается! Баба. Бабник. Балда. Бребедень. Бабуин. Березкин.
Болтающий бребедень бабуин Березкин согрел душу. Зоя с горячностью атаковала очередную букву, карандаш соскочил с пунктира, вывернулся из руки и сломался.
— Это же курам на смех! Ну, зачем мне уметь писать?! Все, что надо, я уже умею!
— Действительно? И что же?
Березкин снова улыбнулся, и Зоя невольно отметила, что улыбка у него для бабуина очень даже ничего. Даже слишком.
— Стирать. Готовить. Шить. Ходить за скотиной. Сажать огород.
— Думаешь, этого достаточно?
— Лучше меньше, да лучше. Ты-то, поди, свою форму не сам стираешь.
— Не сам. Но я не думаю, что ты стираешь лучше меня. Чего ухмыляешься? Проверим?
Прачечная занимала одно из нижних помещений. На входе стояли мешки с грязной нательным бельем. Чуть дальше — два металлических чана из нержавеющей стали. Несмотря на хорошую вентиляцию, в воздухе стоял запах влаги и бытовой химии. В поселке Зои стирали только самодельным мылом, но девчонка знала этот запах. Так пах «стиральный порошок», штука редкая, дорогая, но по эффекту мало чем отличающаяся от мыла.