Тени таятся во мраке
Шрифт:
Не веришь? Думаешь, если всякие там Резуны-Суворовы бегали, и у тебя получиться может? А подумать о том, что по Москве и не только, ходили скромные дедушки, которые не имели права открыто носить свои ордена и звезды Героев, не судьба? Что есть такие понятия, как договорняк спецслужб и симметричный ответ? У тихой войны свои законы.
Заканчивая официальную часть: выбор у тебя не велик…
Так как? Жизнь и искупление заблуждений ударным трудом?
— Конечно.
— Понимаешь, что этим своим «конечно», подписался?
— Да…
— Так. Отныне, господин Фридлендер-Лейков,
За имевшую место попытку побега Вы получаете пять лет «мягкой шараги». Выход в город только с сопровождающим, формально — Вашим ассистентом. Кто это будет, что с ним и как, об этом — позже. Знаем обо всем вышесказанном только мы двое. Остальное обсудим не сейчас, Вадим топает, похоже…
О, вот и наше медицинское светило подвалило!
— Так, мужики, все уже на столе. Пойдемте вниз, в столовую. Я в лаборатории сам не кормлюсь, и другим не разрешаю.
— И молодец, Вадик. Хотя, конечно, до чистых камер твоему заведению еще далеко.
— Пока справляемся, но вот если до боевых дел дойдет, то…
— Даже не думай. Для этого Чумной форт есть. В заливе.
— Да, шучу я, Василий Александрович.
— Слава Богу, а то уж я грешным делом испугаться собрался.
— Ладно, пойдемте уже, иначе согреется все. Дядя Фрид, а почему такая мина кислая? По чуть-чуть ведь не возбраняется?
— Вадик, не наезжай. Просто «товарищ Фридлендер до сих пор сомнэвается, что ми с члэнами ЦК посовещались, и рэшили его нэ расстрэливать. Пока…» Но прежде чем мы по такому радостному поводу остограмимся, кратенько доложу о том, зачем я к вам притопал в столь позднюю пору.
Петрович прислал телеграммку. В ней он, словно в задницу тарантулом укушенный, требует, чтобы я послезавтра обеспечил наличие господина Лейкова на первом заседании комиссии адмирала Пилкина. Поскольку сам «наш Нельсон», по понятным причинам, на это толковище не успевает. Речь там пойдет о перспективах развития флотского минно-торпедного оружия. Тебе, Вадим, тоже надо обязательно поприсутствовать.
Задача там вам ставится очень простая: сидеть, слушать и запоминать. Протоколы — протоколами, но кто чего стоит, можно понять, только оценив логику и аргументацию. Сами в дебаты не встревайте, в этом нет никакой необходимости пока. Главное, чтобы наш Петрович смог потом представлять этот Великий народный хурал так, как будто лично сидел за столом президиума.
С этим все всем понятно? Ну, тогда — вперед, и с песнями…
Кстати, соседка твоя зла не держит, — уже спускаясь по лестнице, Балк заговорщески подмигнул Фриду, — Все мучается вопросом бедняжка: ты башкой своей неразумной у Игоревича о кафельный угол саданулся, или каким другим местом?
Вадюша, а не расскажешь ли ты нам поподробнее, как Его германское Величество пользовал? И что бедному, доверчивому Михаилу наболтал? Он вторую неделю ходит, как в воду опущеный. Хотя с юной пассией своей и не ругался, скорее наоборот, если по роману в телеграммах судить.
Глава 1
Глава 1.
Рязань — Варшава, хоф-экспресс кайзера Вильгельма II «Пройсен». Март 1905-го года
— И все-таки, Михаэль, военная медицина — штука весьма практичная, — задумчиво протянул Вильгельм, кое-как натянув рейтузы и с трудом застегивая клапан одной рукой, — мои обожаемые господа лейб-медики, ради одной-единственной инъекции в зад, заставляют обязательно переодеться в исподнее и возлечь на ложе. Да еще после всего полученного удовольствия минут двадцать встать не дают. С Вами же, мой дорогой, не в пример проще! Подойти к столу, спустить штаны, повернуться…
Бац! И все готово!.. Кстати, это просто моя задница попривыкла, или Вы к ней так приноровились, но я уже пятый раз совершенно не чувствую первый момент укола!
— Все дело в иглах, Ваше величество.
— Вот как? И что же в них у Вас такого удивительного?
— Заточка. Дело в том, что когда мы недавно общались с моими друзьями по экипажу «Варяга», я обмолвился, что мне очень неприятно причинять Вам дополнительную боль своими уколами. И тут, совершенно неожиданно, Василий Балк заставил меня показать ему иглу от шприца. Я принес, естественно, хоть и не понял смысла этой просьбы…
— Балк, это тот отважный офицер морской пехоты?
— Да-да, тот самый, которого Вы, Ваше величество, соизволили удостоить столь высокой награды, что об этом все наше офицерство два дня только и судачило.
— Но согласитесь, разве такой выдающийся храбрец ее не достоин?
— Что Вы, Экселенц, у меня и в мыслях не было сомневаться в справедливости Вашей беспристрастной оценки…
— Вот, то-то же, — усмехнулся Вильгельм, слегка погрозив Вадику пальцем, — Знаю я вас, ревнивцев. Мои тоже дулись по этому поводу. Так и что там, с иголкой?
— Василий Александрович рассмотрел ее острие в увеличительное стекло, а потом полез к себе в чемодан. Как оказалось, он вез из Японии два потрясающей выделки самурайских меча, но не только их. У него при себе оказался еще и набор из 22-х точильных камней и страшно замысловатая инструкция по их применению для точки клинков этих катан. То, что наш капитан Балк по части разного режущего и стреляющего смертоносного железа, человек увлекающийся, я знал. Но чтобы до такой степени…
Короче говоря, он кроме этих разноцветных камушков, достал еще какие-то пасты, бархотки и прочие аксессуары, прогнал меня и остальных собеседников, чтоб не мешали, а через полчаса выдал мне из пяти мною принесенных, четыре заново отточенных иглы. Пятая не получилась, и он ее выбросил. Продемонстрировал же он мне качество новой заточки весьма своеобразно. На своей собственной руке. Падая с высоты лишь нескольких сантиметров над кожей, иголка вошла в тело, да так и осталась торчать.
— Не удивительно. Ведь если бросить газовую шаль сверху на хорошо отточенный японский клинок, она будет разрезана им пополам. Я как-то видел такое собственными глазами. Надо будет его поблагодарить. Как говорится, мелочь, но приятно. Михель, так сколько еще Ваших деликатных покушений на мой зад, я должен буду вытерпеть?