Тени убийства

Грэнджер Энн

— Я переставила банки. Поэтому он умер.

— Нет, — возразила Джулиет. — Поэтому вы с Дамарис живы. Разве не видите? Вы спасли жизнь сестре и себе. Правильно сделали, что переставили.

Взгляд Флоренс стал снова рассеянным.

— Понимаете, как глупо? Когда я хочу кого-то убить, убиваю, и он умирает, а когда не хочу, все равно умирает. Возможно, это Судьба. Или надо сказать — предопределение?.. Едва ли. По-моему, это то, что Дамарис называет невезением.

— Бредит, — шепнула Джулиет. — Сначала говорит, что не убивала, потом — что убила… Надеюсь,

Даг Минкин хорошо понимает, что она не в себе.

— Нет… — тихо сказала Мередит. — По-моему, она не бредит.

— Теперь ты бредишь… — начала Джулиет, но ее перебил четкий голос Флоренс:

— Вы викария видели? Я его попросила зайти.

— Если просили, то Джеймс сейчас придет, — заверила старушку Джулиет.

— Я хочу ему все рассказать. Это очень важно.

— Вы уже рассказали суперинтенденту Минкину, больше нечего беспокоиться, — наставительно сказала Джулиет.

— Нет, — упорно ответила Флоренс. — Хочу рассказать викарию.

— Он придет… — постаралась успокоить ее Мередит. — Уже пришел!..

В дверях возникла могучая фигура Джеймса Холланда. Мередит поднялась, Джулиет тоже. Джеймс подошел как можно тише, шепнул:

— Доброе утро. Как она?

— У нее что-то на душе, — ответила Мередит, не позволив Джулиет опередить ее. — Хочет вам рассказать.

Джулиет взглянула на койку, на Мередит. Потом мягко проговорила:

— Ну, Джеймс теперь здесь, мы пойдем. Завтра непременно заглянем.

— Как мило, — сказала Флоренс пугающе бесстрастным тоном.

— Ну, что скажешь? — поспешно спросила Джулиет, как только они вышли из больницы.

— Не знаю, и это не наше дело. Что бы там ни было, это дело между ней и Богом. Поэтому ей нужен Джеймс, — твердо объявила Мередит.

Джулиет помрачнела, но спорить не стала.

— Когда ты возвращаешься в Лондон? — осведомилась Мередит. — Хочу пригласить тебя поужинать с нами или лучше куда-то пойти, учитывая мои кулинарные способности.

— Спасибо, в другой раз. Сейчас уезжаю. Забежала Флоренс проведать. — Джулиет замешкалась. — У меня вечером встреча.

— Да? — Интересно, будет ли названо имя поклонника.

Джулиет покраснела:

— Ужинаю с Дагом.

— С Дагом?.. Имеется в виду суперинтендент Минкин? — Мередит остановилась посреди стоянки и вытаращила глаза на подругу.

— Нечего так удивляться, — едко улыбнулась Джулиет. — Дороти Паркер была абсолютно права насчет девушек-очкариков. Это я тебе говорю. Хотя, — добавила она в приливе откровенности, — мои очки Дагу не нравятся. Ничего, придется привыкнуть. — Она призадумалась. — Мне тоже его рубашки не нравятся.

Джеймс Холланд сел у койки:

— Вам больно, Флоренс?

Голова качнулась на подушке.

— Нет. Мне дают таблетки от боли.

— Хорошо. Я вас в любом случае собирался проведать, но вы меня сами позвали. Сразу отправился. Не принес ни фруктов, ни цветов, хотя вижу, вы всем обеспечены.

— Да. — Флоренс шевельнула рукой — худой, кожа да кости, покрытой синяками. —

Я должна рассказать вам о нем.

— О Яне?

Казалось, она позабыла, кто такой Ян. Потом вспомнила.

— Нет. О моем отце.

— Ах… — пробормотал викарий. — Я кое-что слышал. Мне Алан рассказывал. Он накопил снотворное и… принял большую дозу.

— Нет, — обиженно бросила Флоренс. — Вот тут вы ошибаетесь. Он их не накапливал. Я накопила.

Викария мороз по спине подрал.

— По-моему, дорогая, вы что-то путаете. Так бывает от болеутоляющих.

— Зачем пришли, если не хотите слушать? — Флоренс впервые за все время слегка оживилась.

— Я слушаю. Простите, — покаялся Джеймс Холланд.

— Когда мы были детьми, он был очень хорошим отцом. — Старушка повернула голову, устремив строгий взгляд на викария. — Поверьте. Изменился после смерти Артура. Потом умерла мама, стало еще хуже. Наконец артрит приковал его к инвалидному креслу, и он преисполнился ненависти. Ненависть его съедала. Он даже нас ненавидел, меня и Дамарис, потому что мы живы, а Артур мертв. Да, — взмахнула она худой рукой, останавливая собеседника. — Не считал, что две дочери стоят одного сына.

— Вы же о нем заботились! Что бы с ним без вас стало? — не удержался глубоко потрясенный Джеймс.

— В те времена это был дочерний долг. Во всяком случае, для незамужних, как мы с Дамарис, — небрежно добавила Флоренс, словно речь шла о чем-то несущественном. — Я поняла, что нам не удастся избавиться от него, пока мы достаточно молоды, чтобы устроить личную жизнь. Отец был несчастен, мы все трое в этом доме были несчастны. Поэтому я копила таблетки, давая вместо них аспирин. Он сердился, ворчал, не мог понять, почему плохо спит. Собирался попросить у врача что-нибудь посильнее. В тот вечер был особенно раздражен, я предложила выпить добрый стаканчик виски, чтоб быстрей заснуть. Пил он в принципе редко, но согласился. Я до краев налила, — с удовлетворением пояснила Флоренс.

— А… снотворное? — едва осмелился пробормотать викарий.

— Постаралась, чтобы он его уже принял. Подмешала в мясную картофельную запеканку. Отец обожал картофельную запеканку. Я ее никогда не любила, поэтому не ела, Дамарис тоже всегда нос воротит от мясного фарша.

— Так… — слабо кивнул викарий.

— Он просто заснул, — продолжала Флоренс, — и все. По крайней мере, я думала, что все. Не умею до конца продумывать. Только что говорила об этом Джулии и Мередит. Наш врач настоял на вскрытии, поскольку отец не был смертельно болен. Можно подумать, причина в его годы имеет значение! Тем не менее ничего страшного не случилось. Он так часто жаловался доктору на несправедливость и невыносимость жизни, что коронер вынес решение о самоубийстве. — Флоренс выпятила тонкие губы. — Правда, жизнь несправедлива. Я не все продумала. Если б продумала, то поняла бы, что для нас с Дамарис уже поздно. Мы никогда не покинем Форуэйз. Застрянем там до конца жизни. Фактически, убийство отца оказалось напрасным. В долгосрочной перспективе ничего не изменилось.