Тени зла
Шрифт:
Она бросила бумаги обратно на стол.
— Мне жаль, что вы не хотите смириться с этим, — сказал Вернон, — но знайте, что работа института — это главное.
— Конечно, я понимаю, — ехидно проговорила она. — Надеюсь, вы найдете то, что ищете. — Она посмотрела на Жубера. — И вы тоже.
Выходя из комнаты, Келли едва удержалась от соблазна хлопнуть дверью и почувствовала приступ гнева.
Она вышла на улицу и зажмурила глаза от неистово сияющего солнца. Ладони ее вспотели, дыхание было быстрым и неровным. Она подошла к машине,
Как мог Вернон так обойтись с ней? Она вздохнула и задержала дыхание.
И еще этот Жубер.
Самонадеянный ублюдок. Зачем он приехал в Англию? Неужели только затем, чтобы заниматься исследованием?
До нее вдруг дошла реальность происшедшего, и глаза ее наполнились слезами.
Она плакала о Лазале, разочарованная и опечаленная.
Девушка вздрогнула, почувствовав на щеках соленые капли, достала платок и поспешно вытерла их.
Она боялась, что Жубер и Вернон наблюдают за ней.
Зерно сомнения, зародившееся в ее душе, за последние несколько недель взошло; теперь ее предположения подтвердились.
Она была уверена, что между французом и директором института существует сговор. Ничто не могло разубедить ее в этом.
Сперва Джон Фрезер, потом Мишель Лазаль. Оба они были связаны с проектом, касающимся астральной проекции, и оба теперь мертвы.
Неужели это случайное совпадение?
Она подумала о том, что произошло за последние два дня, когда завела мотор и отъехала от обочины.
Этот сеанс. Тони Ландерс. Роджер Карр. Джеральд Брэддок.
Она оглянулась и через плечо посмотрела на мрачное здание института.
Даже в теплых лучах солнца оно казалось на редкость зловещим.
Приехав домой, она позвонила Блейку и рассказала обо всем, что произошло. Он внимательно все выслушал, иногда успокаивая ее. Чувство беспомощности и злость были так велики, что ей хотелось плакать.
Он спросил ее, может ли она вести машину; она удивилась и сказала, что может.
— Тогда приезжай и поживи у меня, — предложил он.
Келли улыбнулась.
— Навсегда?
— Пока не надоест. Поживешь со мной, пока все уладится, а там, кто знает, может, захочешь терпеть меня дольше.
Они помолчали, потом заговорил Блейк.
— У меня самая лучшая еда в городе, — сказал он, усмехнувшись.
— Начинаю собирать вещи!
Они распрощались, и Келли положила трубку. Вдруг она страстно захотела его увидеть. Побежав в спальню, она сняла со шкафа чемодан, открыла ящики и начала искать нужные вещи.
Она почувствовала, что ей холодно, но, не обратив на это внимания, продолжала собирать вещи.
Глава 49
Лондон
Раздавленная банка из-под пива с едва слышным стуком упала на сцену перед возвышением для ударных инструментов. Один из тех, кто состоял при
Джим О'Нейл взял банку пива и одним глотком осушил ее наполовину. Он вытер рот тыльной стороной ладони и стал прохаживаться взад и вперед вдоль занавеса. Из зала доносился гул голосов двух тысяч человек, нетерпеливо ожидающих начала концерта. Временами доносился свист.
Зал был переполнен, и чем меньше времени оставалось до поднятия занавеса, тем беспокойнее становилась толпа. Воздух был пропитан запахом пота и кожи.
В высоких сапогах, кожаных брюках и жилете, украшенном десятками блестящих кнопок, О'Нейл казался только что сошедшим с арены гладиатором. Его мускулистые предплечья были в кожаных браслетах с блестками, сверкающими в полумраке.
Слева раздался громкий шум; он повернулся и увидел, что гитарист Кевин Тейлор настраивает усилители.
Толпа по другую сторону занавеса встретила эти нестройные звуки гитары громкими возгласами, когда же ударник отбил на своем барабане короткую дробь, зал взорвался возбужденными криками.
О'Нейл подошел к Кевину Тейлору и похлопал его по плечу. Тот повернулся к певцу с улыбкой. Тейлору было двадцать четыре года, и он был почти на пять лет младше О'Нейла, но длинные волосы и грубоватое лицо старили его. На нем были белая майка и полосатые брюки.
— Полегче сегодня со своим соло, — сказал ему О'Нейл, сделав большой глоток пива.
— Это еще почему? — спросил гитарист с легким ирландским акцентом.
— На последнем концерте ты столько солировал, что я думал, ты сотрешь свои чертовы пальцы.
— Кажется, зрителям это нравится, — возразил Тейлор.
— Наплевать мне на то, что нравится зрителям. Говорю тебе, не переборщи, играй попроще, без всяких выкрутасов. Понял?
— Как скажешь!
— Смотри у меня. — О'Нейл насмешливо хмыкнул, допил пиво и, раздавив банку крепкой рукой, бросил ее к ногам ирландца.
О'Нейл отошел от гитариста, удивляясь тому, что мерзнет.
— Две минуты! — крикнул кто-то.
Певец подошел к стоящему впереди микрофону, похлопал по нему и, удовлетворенный, отошел в сторону, ожидая, когда поднимут занавес.
Лампы в зале медленно гасли. В наступившей темноте крики и свист все нарастали и наконец перешли в рев, когда занавес начал подниматься и над сценой загорелись разноцветные огни. Мощные вступительные аккорды, похожие на гул землетрясения, перекрыли неистовый рев зрителей. Музыкальные аккорды, как взрывы, прокатились по залу: пронзительный звон гитар слился с грохотом барабанов. Оглушительная музыкальная волна, казалось, вот-вот разрушит здание.
На сцену вышел О'Нейл. Его голос, как сирена, взметнулся над другими неистовыми звуками.