Тени
Шрифт:
— Какой уникальный талант, — она закатила глаза, но все еще улыбалась.
— Я знаю. Я удивляю себя самого, — раздался мягкий вздох.
— Бьюсь об заклад, ты из тех парней, которые ничего не боятся, да?
— Ох, нет, есть вещи, которые пугают меня.
— Какие?
— Маппетс-шоу, — торжественно ответил он.
— Что? — спросила она. — Маппетс-шоу?
— Да. Эта вещь страшная. А ты смеешься надо мной.
Она улыбнулась.
— Да, извини. Маппетс-шоу действительно страшное, — закрыв глаза, она подавила
— Я знаю, — послышался вздох Доусона.
— Окей, хорошо, я думаю увижу тебя… — она взглянула на часы, — примерно в пять часов, а затем?
— Да, я буду ждать тебя.
О Боже, ей понравилась эта его фраза. Он будет ждать ее.
— Окей. Хорошо.
— Подожди, — прозвучал его голос. — Я не хочу, чтобы ты вешала трубку.
У нее перехватило дыхание.
— Я вторая такая.
Его смех согревал ее.
— Хорошо, расскажи мне некоторые вещи, которые ты любишь рисовать.
И она начала говорить. И болтали они, пока не заснули с телефонами между ухом и плечом.
7
Не в силах вспомнить, когда он в последний раз был так близок к гипервентиляции, что было удивительно, из-за того, что на самом деле ему вообще не надо было дышать, он взглянул на свой телефон. Опять.
Сообщение от Бетани не изменилось за тридцать секунд, с того времени когда он последний раз просмотрел его. Бетани писала, что не может дождаться их обеда в два. Он знал, что на не отменит его, тем более что они разговаривали по телефону каждый вечер со среды.
Но он был так же взволнован, как длиннохвостая кошка в комнате, полной кресел качалок.
Его взгляд скользнул по приборной панели. На тридцать минут раньше. Он должен идти вперёд или подождать? Занять один из тех столиков возле камина? Бетани хотела бы этого, подумал он, так и сделал.
Пока он ждал её, он сыграл раунд FreeCell на своём телефоне. Проиграл. Сыграл ещё и, потому что он поглядывал вверх, каждый раз, когда колокольчик над дверью зазвонил, проиграл ещё два тура.
Боже, это было так, словно он никогда не был на свидании раньше. Если бы он продолжил это занятие, он бы стал мерцающим, как Северное сияние. Нехорошо.
Когда звон произошел снова, и он поднял глаза, каждый нерв в его теле словно отключился.
Это была Бетани.
Её теплые карие глаза осматривали центр, над столами, и наконец, он остановился у камина. Когда её взгляд встретился с его, она улыбнулась и, поэтому высосала его сущность прямо из костей… полностью хорошим способом.
Направляясь прямиком к столу, ее глаза смотрели только на него. Что означало, что она не видела, как парень лет 18–19 проводил ее взглядом. Доусон так не любил то, как парни пялились на Бетани. Как будто они никогда раньше не видели особь женского пола, и Доусон был более чем готов представиться. В нем выключились все территориальные инстинкты.
— Эй, — сказала Бетани, стягивая свой кардиган. Под ним она была одета в чёрный свитер с высоким воротником, который прочерчивал её изгибы. — Ты не долго ждал?
Заставляя свои глаза не светиться, он улыбнулся.
— Нет, я только что пришёл.
Она скользнула в кабинку, заправляя волосы за уши. Ему нравилось, когда ее волосы были распущены, рассыпаясь по ее плечам. Глядя вокруг закусочной, она прикусила нижнюю губу.
— Здесь действительно уютно. Мне нравится. Вроде, по-домашнему.
— Тут реально хорошо. Отличная еда, — он прочистил горло, желая треснуть себе. — Я рад, что ты пришла.
Ее взгляд метнулся к нему.
— Я тоже.
Появилась официантка, спасая их от неловкого молчания, пока они заказывали напитки.
— Ты часто сюда приезжаешь? — спросила она, когда официантка ушла.
Доусон кивнул.
— Мы приходим сюда примерно два раза в неделю.
— С братом и сестрой?
— Да, Ди и я приходим сюда каждый четверг, а втроем мы обычно приходим каждую среду.
Он рассмеялся.
— На самом деле плохо, что мы тут часто едим.
— Твои родители не готовят?
Ах, вопрос-бомба, учитывая, что их родители умерли прежде, чем любой из них узнал, как они выглядели.
— Нет, они не готовят.
Вернулась официантка, сдвинув бокалы на стол. Запеченная в духовке пицца, дополнительные зеленый перец, слабый соус, были заказаны вместе с хлебными палочками.
Бетани играла с соломкой, складывая ее в квадраты так, чтобы это было похоже на аккордеон.
— Я клянусь, моя мама живет ради выпечки. Каждый день я прихожу домой, а там уже печенье, свежеиспеченный хлеб, или какой-нибудь торт.
Незнакомое, глубокое чувство появилось в груди. Что было бы, если бы их дома ждали мама или папа? Все, что они имели, был Мэтью, не то что он был плохой, но не жить же с ним. По крайней мере, они были вместе тринадцать лет, а теперь они считаются достаточно зрелыми, чтобы жить одним. Мэтью, наверное, держали бы с ними всю жизнь, но Деймону нужно собственное пространство.
— Это… должно быть, приятно, — сказал он.
— Так и есть, — она закрутилась вокруг соломы, сбивая ее кубиками льда. — Сейчас она готовит больше, потому что папы нет уже больше недели, а ее брат остался с нами. Еда — ее способ уйти от проблем.
Он вспомнил, что она говорила об этом человеке. Лаксены не заболели.
— Как он?
— Лучше. Просто он выглядит хуже, чем… думаю, чем он себя чувствует, — полуулыбка появилась от просмотра танца кубиков льда. — Я плохо себя чувствую, потому что не знаю, что сказать ему. Мы едва знаем друг друга, из-за этого он переживает. Перемены, а все то, что я говорю, звучит только хуже.