Теологические трактаты
Шрифт:
Перевод: в издании, с которого сделан настоящий перевод, помещен английский перевод издателей текста X.Ф. Стюарта и Э.К. Рэнда; другие переводы нам неизвестны.
Комментарии: для настоящего перевода были использованы комментарии Фомы Аквинского к трактату "О Троице" (Sancti Thomae de Aquino expositio super librum Boethii de Trinitate. Rec. B. Decker. Leiden, 1955) и Гильберта из Порре к трактату "О благости субстанций" (Gilberti Porretae commentaria in librum Quomodo substantiae bonae sint / Ed. J.-P. Migne. Patrologiae cursus completus. Scries latina (далее - PL), t. 64, coll. 1313-1334).
Примечания Т.Ю. Бородай.
1. По мнению комментатора трактата "О Троице" - Фомы Аквинского - самые первые слова Боэция, а именно об "исследовании" (investigatum) и о "разуме" (ratio) совершенно однозначно указывают жанр (modum) предлагаемого читателю сочинения: "Рассуждать о Троице можно, по словам Августина ("О Троице", I, 2, 4), двумя способами (modi): с помощью ссылок на авторитеты (per auctoritates)
2. Разум здесь - ratio. О различных способностях познания см.: Утешение философией, V, 5. Только первым из всех родов познания - чувственным восприятием (sensus) - обладают неподвижные живые существа (ракушки и другие морские твари, прикрепленные к камням); подвижные животные наделены воображением (imaginatio); разумом (ratio) обладает только человек, а умом (intelligentia) - только божество (букв. "божественные" - отсюда некоторая неясность для позднейших комментаторов - Гильберта и Фомы: присуща ли "интеллигенция" только Богу, или также и ангелам. Для решения этого вопроса Фома вводит терминологическое различение "интеллекта" - формы познания у ангелов, и "интеллигенции", свойственной только Богу, см.: Sancti Thomae de Aquino expositio..., p. 81-82; Боэция же вопрос о мышлении ангелов, видимо, не занимал).
3. Содержание этого введения Фома резюмирует так: "Во введении Боэций решает три задачи: во-первых, кратко перечисляет причины своего сочинения (материальную, действующую, формальную и целевую), чем добивается от слушателя понимания. Во-вторых, заранее приносит извинения, чем добивается от слушателя благосклонности. В-третьих, указывает источник и как бы фундамент своего сочинения - учение Августина, чем добивается от слушателя внимания" (р. 50).
4. Для ясности приведем приблизительный план последующего изложения. Вся книга "делится на две части: первая часть направлена против ариан и трактует о единстве божественной сущности. Вторая (с конца третьей главы.
– Т.Б.) направлена против Савеллия и обосновывает троичность лиц" - пишет Фома (р. 101). Основные вопросы, которые рассматривает Боэций в связи со своей задачей, следующие: 1) в чем принцип множественности (а тем самым множества и числа); если он - в различии, или инаковости, то что такое тождество и различие (глава 1); 2) какие бывают виды познания и науки; каковы их предметы и методы. Особенности предмета третьей из умозрительных наук - теологии, или метафизики: а) форма без материи; б) тождество собственной сущности, или простота; в) единство и отсутствие различий (глава 2); 3) о природе числа (глава 3); 4) о категориях (глава 4); 5) о категории отношения (главы 5 и 6).
5. Перевод терминов "различия" у Боэция представлял серьезные затруднения, прежде всего, по двум причинам. Во-первых, в русском языке нет пока достаточно установившейся традиции передачи древней и средневековой логической терминологии - особенно латинской, восходящей к Аристотелю. Во-вторых, у самого Боэция эта терминология еще не вполне сложилась в однозначную систему - он один из создателей строгого латинского философского языка. Мы приносим извинения читателю за некоторый вынужденный разнобой в русских терминах "различия", "отличия", "отличительного признака", "разницы", "различности", "инаковости".
6. Unum quodque ut ipsum est, ita de eo fidem capere temptare (Аристотель. Никомахова Этика, 1094b 23-25); Боэций же цитирует по Цицерону (Тускуланские беседы, V, 7, 19).
7. О делении наук и о свойственном каждой из них методе познания см.: Аристотель. Метафизика, 1026а 13-19.
8. Фома в своем комментарии отмечает, что эта краткая классификация методов умозрительных наук, принадлежащая, по-видимому, самому Боэцию, на первый взгляд не совсем понятна. Так, например, не только естествознание, но и другие две части философии строятся рационально (rationabiliter), то есть, поясняет Фома, используют умозаключения и рассуждения (дискурсию), выводят заключения от причин к следствиям и от следствий к причинам, выносят суждение о предмете по знакам и проч. Далее, disciplina, которую Боэций провозглашает собственным методом математики, есть усвоение любой, во всяком случае любой умозрительной, науки. Однако, объясняет Фома, ratio - это разум, всегда связанный с чувственными формами: по определению самого Боэция (Утешение философией, V, 4) ratio есть такой разум, который различает всеобщее, не пользуясь ни воображением, ни чувством, однако постигает при этом лишь чувственные и воображаемые вещи. Ясно, что именно такая способность более всего подходит предмету и задачам естествознания - первой части философии. Что же касается "дисциплины", то это, по словам Фомы, не просто изучение какой-либо науки; "дисциплина" в строгом смысле есть прежде всего приобретение точных и несомненных знаний путем доказательства. А по свидетельству Птолемея познание такой степени достоверности возможно лишь в математике (Математический Синтаксис, I, 1). Наконец, Боэциево определение метода божественных наук, или метафизики, встречает помимо прочих следующие затруднения. По традиции, берущей начало у Аристотеля (см. Никомахова Этика, 1141а 7; 1139b 14-36; II Аналитика 100b 10-12), ум (nous, intelligentia) есть созерцание начал, а знание (наука - episteme, scientia) есть выведение заключений из посылок. Но ведь и метафизик не только созерцает высшие принципы, ему тоже приходится иногда прибегать к умозаключениям, пишет Фома. Далее,
9. Взгляд Боэция на воображение - традиционный для платонизма: воображение связано с пространством и чувственностью, поэтому оно - низший вид познания (из-за этого, например, геометрия - наука более низкая, чем арифметика). Интересно, что у Фомы уже нет того однозначно отрицательного отношения к воображению. Он, правда, отчасти подтверждает и точку зрения Боэция: 1) воображать можно лишь чувственные предметы, ибо, по Аристотелю, воображение "есть движение, возникающее от ощущения в действии" (О душе, 429а 1); 2) у каждой науки есть свой главный источник заблуждений, и в метафизике большая часть ошибок происходит, по словам Августина (О Троице, I, 1) оттого, что знания, приобретенные о предметах телесных, пытаются перенести на божественные. Так вот, воображение, предметом которого могут быть лишь телесные вещи, неприменимо в метафизике; 3) как отмечает и сам Боэций в "Утешении". (V, 4) высшая способность может познать и низший предмет, но ни в коем случае не наоборот, то есть умом можно понять кое-что о вещах телесных, но воображением не понять ничего о вещах духовных. Однако далее Фома приводит не менее убедительные доводы и в пользу воображения, приходя в конце концов к выводу, что человек как существо конечное и не только духовное, но и телесное, без помощи воображения не может познавать ничего; воображение необходимо ему не только для того, чтобы раз и навсегда научиться пользоваться умом, но каждый раз, как ему предстоит сделать усилие, чтобы подняться к умопостигаемому (поэтому, например, все Священное Писание выражено в образах - намеренно низких, а не возвышенных, добавляет Фома, чтобы мы не приняли их за последнюю истину). Так, в вопросе о воображении можно заметить некоторое различие между верностью платонической традиции у Боэция и твердым аристотелизмом Фомы.
10. Ср.: Аристотель. Физика, 193b 22-30; 198a 27-31.
11. Ср. Аристотель. Метафизика, 1031a 15 - 1032a 12; 1041b 8-11; 28-34; 1071b 19.
12. Если в Боге нет множественности, и если все - от Бога, то откуда же множественность?
– Этот вопрос - один из главнейших для древней и средневековой метафизики; он может формулироваться по-разному: и как проблема перехода от единого ко многому (у пифагорейцев и Платона), и как вопрос о том, что такое бытие и какое место оно занимает среди начал (Аристотель, неоплатоники), и как вопрос о природе и происхождении зла; а для христианских философов здесь - центр их полемики против манихейских ересей. Разумеется, Боэций в своем трактате и не пытается отвечать на вопрос, но настолько четко и глубоко формулирует проблему множественности, что на протяжении всего средневековья этот трактат комментируют самые значительные философы Запада, пытающиеся обосновать христианскую метафизику.
В рамках традиции платонизма можно заметить две тенденции в решении проблемы соотношения первопринципа с единством, множественностью и бытием. В одном случае верховным началом признается Единое (оно же Высшее Благо, по ту сторону бытия, оно же Бог), и ему противостоит Множественность как отрицательный принцип, тоже находящийся за пределами бытия (к такой трактовке тяготеют пифагорейцы, Платон, неоплатоники и некоторые христианские философы, испытавшие влияние платонизма; в предельно дуалистическом варианте она составляет философскую основу гностических и манихейских ересей). В другом случае первоначало и высшее Благо понимается как чистое бытие, абсолютно простое и потому единое - эта трактовка ведет свое начало от Аристотеля, с предельной ясностью выражена у Фомы Аквинского, в частности, и в его комментарии к "Троице" Боэция, где он несколько полемизирует с Боэцием по поводу принципа множественности (р. 132-157). Сам Боэций признается в своем "Комментарии к Порфирию", что не в состоянии решить вопрос о сущности универсалий (а это тоже зависит от трактовки первопринципа) ни в пользу платоников, ни в пользу аристотеликов, хотя и надеется впоследствии примирить обе позиции. В его трактате по арифметике природа множества и числа объясняется с платонических позиций, и такая же установка заметна в работе "О Троице". Зато вопрос о благости субстанций рассматривается Боэцием с чисто аристотелевской точки зрения - так мог бы написать, пожалуй, и сам Фома.
13. Об идеальном числе Боэций пишет подробнее в своей "Арифметике"; в частности: "Все устройство предвечной природы вещей образовано по числовому принципу. Ибо число было изначальным образцом в уме Творца" (De institutione arithmetica, I, 2). Однако здесь, в работе о Троице, Боэций уже не позволил бы себе такого однозначного идеализма в духе платоников; на следующей же странице он оговаривает, что всякое число (видимо, также и идеальное) "возникает из различия подлежащих".
14. Этот трактат (в средневековой литературе он обычно называется "О предикации трех лиц") - своего рода пропедевтика. В нем нет нарочитой краткости и темноты, которые так затрудняют чтение "О троице" или "О благости субстанций", написанных для одного-двух избранных друзей, нет и полемической заостренности, как в трактате "Против Евтихия". По мнению комментатора XII в. Гильберта из Порре, он предназначен для "людей маленького умишка", которые сами не могут сообразить, что не все сказуемые сказываются одинаково (PL, t. 64, coll. 1302).