Теорема Лапласа

Бетев Сергей Михайлович

– Насколько я понял, билеты подбросили во время работы комиссий?

– Да, – обрадованно подтвердил Пустынин. – Комиссия закончила в тот день работу, а Светлана, уходя вечером домой, обнаружила билеты в урне для бумаг. Оставить не решилась, так как их все равно нашла бы уборщица…

– Вы можете назвать точную дату, когда это произошло? – спросил его Упоров.

– Нет.

– А приблизительно? – настаивал Упоров. – Это очень важно.

– Это было еще до ее отпуска.

– И как решила поступить с

билетами Светлана Владимировна?

– Я этого не знал. Только в отпуске, когда мы заезжали к ее матери, в Запорожье, она передала ей несколько билетов, сказав, что они выиграли по рублю…

– Так…

– Я спросил ее, те ли это билеты, но она была не в духе. И только в Москве, при возвращении домой, когда в сберкассе магазина «Детский мир» она получала деньги еще по одному билету, я узнал, что это те самые билеты.

– И когда это было?

– Число тоже не помню. Но можно высчитать: мы уехали из Москвы на другой день, а через два дня после возвращения в Свердловск, Светлана вышла на работу…

– Ясно, – сказал Упоров. – Теперь, Юрий Михайлович, запишем ваши показания…

Оформив протокол допроса, Иван Петрович отпустил Пустынина, предупредив о вызове на следующий день. Новые показания неоспоримо указывали на махинации и с четвертым выпуском лотереи. Ивана Петровича это не особенно удивило, так как, проверяя Хомину раньше, он уже знал, что она руководила ликвидационной комиссией и в то время. Вероятнее всего, с этого и началось ее преступление, так как Пустынин уверенно заговорил о тех билетах, о существовании которых Иван Петрович мог только догадываться.

Новые показания, естественно, нуждались в дополнительной проверке. Она уже не представляла трудности и требовала только времени.

Выйдя из кабинета с Пустыниным, Иван Петрович показал ему дверь сотрудника, где надлежало отметить пропуск, а сам вернулся в кабинет вместе с Хоминой. В коридоре он видел, как Пустынин постарался избежать взгляда своей жены.

– Я должен был переговорить с вашим мужем, так как он торопится на работу, – счел нужным объяснить он Хоминой.

– Кстати, я – тоже, – ответила она.

– У него перед вами некоторое преимущество, – сказал Иван Петрович. – Он – свидетель, а вы – обвиняемая, и очень возможно, что я вас задержу дольше, чем вы бы хотели…

– Все это так серьезно?

– К сожалению, да. Продолжим наш разговор, Светлана Владимировна. У меня есть основания утверждать, что билеты, потерянные вами вместе с деньгами в магазине, не принадлежат ни вашей домработнице, ни вашему мужу.

– Если вы все знаете, зачем спрашиваете? – осведомилась она не слишком вежливо.

Ивану Петровичу уже надоело делать замечания, и он решил пока мириться с ее манерой говорить.

– Я обязан уточнить все детали приобретения этих выигрышных билетов, потому что речь идет

о серьезной уголовной ответственности. Связанной с лишением свободы.

– Выясняйте.

– Я и пытаюсь это делать.

– Билеты эти тоже мои, – ответила она нервно. Подумав, объяснила: – Я купила их также на свою премию, кроме того, добавляла другие деньги, а сослалась на мужа и домработницу по известным уже вам мотивам…

– Вполне удовлетворился бы таким объяснением, не будь противоречий в ваших заявлениях как сегодняшних, так и прошлых. А что вы можете сказать о тех билетах, которые вы передали матери в Запорожье? Они тоже куплены на премиальные деньги?

– Возможно.

Иван Петрович видел ее испытующий взгляд.

– Кто тратит такие деньги на лотерейные билеты, когда уезжает в отпуск?

– Я купила их задолго до отпуска.

– Почему вы не получили выигрыш в Свердловске? Вы полагаете, что таким образом оригинальнее помогать родителям?

– Это мое дело!

– Если бы! – воскликнул Иван Петрович. – Мне очень горько разочаровываться в вашей добропорядочности, но служебный долг обязывает меня…

– Прошу не грубить!

– Не намерен, – ответил Упоров, – но хочу познакомить вас с одним разговором, который произошел здесь раньше. Послушайте…

Кнопкой на внутренней стороне столешницы он включил магнитофон, и над самой головой Хоминой, из маленького динамика, установленного на несгораемом шкафу, послышался голос Екатерины Клементьевны Бекетовой…

Ровная и спокойная речь свидетельницы, казалось, не доходила до Хоминой. Светлана Владимировна положила ногу на ногу, обхватила колени ладонями и думала о чем-то своем. Иван Петрович только подивился ее самообладанию, которое вначале она, казалось, утратила. Когда лента кончилась, Хомина не шелохнулась. Она продолжала думать.

– Что вы на это ответите? – спросил он тогда.

– Она сказала все правильно, вы же сами слышали: мне было неудобно говорить о выигрышах потому, что я фининспектор. А насчет наших отношений с Юрием, так это ее собственное мнение, на которое я даже не обижаюсь. Каждый понимает людей по-своему.

– Ну что ж… Я думаю, на сегодня разговора хватит, – сказал Иван Петрович.

– Я могу быть свободна? – спросила она с облегчением.

– Нет, – вздохнул он. – Вынужден разочаровать вас. Я принял решение о вашем аресте.

– Аресте?

– Да.

– Но я на работе!..

– Думаю, что это уже не имеет значения. – И, видя, как ужас против воли сковывает ее всю, добавил с сожалением:– Закон есть закон, Светлана Владимировна.

Первый день допросов ободрил Ивана Петровича, но не настолько, чтобы он всецело занялся Хоминой. Напротив, он готовился к новым неожиданностям, и они не замедлили явиться.