Теория Фокса
Шрифт:
Он внезапно затряс головой, схватившись за полы пальто.
— Джим.
— Да?
— Разве это не естественно? Это же природа так устроена. Она полна паразитов. Комары, ленточные черви, ракообразные, кукушки. Везде, по всюду, куда ни взгляни. Паразитизм — это естественная природная ниша. Было бы странно, если в человеческом обществе не было бы паразитов.
— Не спорю. Но как же это скучно, Нельсон. Чертовски скучно…
Мы дошли до угла парка.
— Пора прощаться. — сказал я, понурив взгляд.
Он снял кольцо, снова надел, перевернув.
— Куда теперь?
— Отсюда.
Смурая туча внезапно затмила солнце, превратив день в тьму. Порыв пронизывающего ветра поднял бурый вихрь из листьев. У серых каменных ворот парка я обернулся. Нельсон так и стоял, провожая меня взглядом. Его руки слегка покачивались в порывах ветра. Вздохнув, я засунул руки в карманы и начал подниматься вверх по 110-й улице.
Глава 2
Пройдя пару кварталов, я перебежал дорогу и свернул на север. Впереди через всю улицу громоздился каменный мост и я нырнул под него. С низких балок, нависающих над головой, срывались массивные капли воды, гулким эхом разбиваясь об асфальт. Обогнув лужу, я подошел к позеленевшим от старости воротам. Быстро обернувшись по сторонам, я коленом уперся в створку. Нехотя заскрипев, она поддалась. Я оказался перед полустертой временем каменной лестницей. Не успел я сделать и двух шагов, как сзади раздалось:
— Посмотри-ка кто пожаловал! Да это же сам Джималоун. Джим-одиночка.
Я вздрогнул и обернулся. В углу, прислонившись к стене, стоял невысокий человек в сером полувоенном пальто с шарфом, окутывающим его как змея.
— Уф, Артем, как же ты меня напугал! Как ты меня нашел?
— Ты предсказуем, Джимми, — сказал он, покручивая ус и ухмыляясь. — Почему ты всегда здесь прячешься? Часовня Святого Павла? Какие-то воспоминания, да? Что-то здесь случилось, да?
Приоткрыв дверь, он пропустил меня вперед. Его плавные движения и мягкая речь делали его похожим на утонченного итальянского интеллектуала.
— Почему ты меня преследуешь? Отстань от меня, наконец. Чего ты хочешь? — прошептал я.
— Ты с нами? Мне нужен твой ответ, — он прошептал в ответ, затем оглянулся и стал говорить в полный голос. Как всегда по утрам часовня была пуста. — Сегодня. Сегодня или никогда. Это наш последний шанс.
Его слова глухо отражались от стен. Он кивнул в сторону ближайшей скамейки и мы сели в пол-оборота друг к другу. Устроившись на жестком дереве и вытянув ноги вперед, он потер ладони — отопления не было. Стоял затхлый запах сырости и старого дерева.
— Артем, я обычный уставший человек. Не супер-существо как ты. Я никак не могу понять, чего тебе от меня нужно.
— Ну сколько можно объяснять? — он снова потер руки. Его глаза с нездоровым блеском блуждали по фрескам на потолке. — Хорошо, буду прям. Все равно времени не осталось… Всё просто. Спроектируй нам религию. Для нашего нового мира. Честную религию для нового мира науки.
— Новую религию? Зачем она тебе?
— Большие группы управляются насилием, лидерами, СМИ и религией. Первые три уже есть. Остается лишь религия. Но у нас почти не осталось времени. Совсем не осталось.
— А чем тебе существующие-то не нравятся? Зачем понадобилась новая?
Я встретил Артема несколько лет назад на симпозиуме по нейрохирургии. Он делал доклад по какому-то своему открытию в области коровьего бешенства перед практически пустой аудиторией. Я зачем-то зашел послушать, и с тех пор не мог от него избавиться.
— Существующие религии манипулятивные. Все они созданы для того, чтобы держать под контролем большие группы обычных людей. Но в новом мире, нашем мире науки, они не будут работать. Вот посмотри на чувство вины, например.
— Чувство вины? — переспросил я.
— Да. Почти все они создают его. Они хотят, чтобы люди чувствовали себя виноватыми. Христианство, например, винит в распятии Христа. Джим, посмотри на него. Просто посмотри на него. — он махнул в сторону стены, где возвышался крест. — Как если бы он говорит: «Это ты убил меня. Эй, ты, в сером шарфе, ты убил меня». Крест служит лишь одной задаче — винить. Создавать чувство вины — это одно из самых прибыльных занятий в этом мире. Если можешь создать в людях чувство вины, ты можешь ими управлять. Чувство вины повсюду — начиная с благотворительности и заканчивая политкорректностью. Это мощнейшее оружие, и конечно было бы странно, если бы религия его не использовала. Но проблема в том, что это уже не просто оружие. Это стало основанием, фундаментом религии. Без всех этих «господи помилуй» они уже не могут контролировать людей. Они полностью полагаются на него. И поэтому христианство более не будет работать.
— Почему же?
— Потому что заложить чувство вины в рациональный ум ученого намного сложнее, чем в обычного человека. Вот почему нам и нужна новая религия, которая не будет зависеть от чувства вины.
— Возьми тогда иудаизм. — предложил я. — Эти ребята никого не винят. И их религия работает как часы.
— Чувство осажденной крепости? Кругом враги? Мы избранные, а все остальные против нас? Тоже не будет работать. Новый мир ученых будет монолитен. Нам не нужно будет создавать врагов, чтобы объединиться. Будем только мы.
В морщинках вокруг его век я пытался разглядеть, не шутит ли он.
— Но чувство вины и осажденной крепости это все ерунда. Основная проблема это, конечно, Бог.
— В смысле?
— Это должна быть религия без Бога.
— Религия без Бога? — я уставился на него в растерянности, не зная, что сказать.
— Именно так! — воскликнул он.
«Так, так, так», — отозвалось эхо.
— Так не бывает.
— Джим, скажи мне, какое отношение религия, церковь имеет к Богу. Что такое церковь? Кто эти люди? Церковь имеет такое же отношение к Богу, как уличный спекулянт билетов к искусству. Возьми Папу Римского. Кто этот человек? Какой-то персонаж, носящий вычурные одежды и бормочущий всякую ересь. Кто все эти люди, Джим? Я тебе спрашиваю, кто? Эти орды священников, мулл, раввинов. Черт побери, что вообще такое церковь? Какое отношение она имеет к Богу?