Теория Глупости, или Учебник Жизни для Дураков-2
Шрифт:
В конце концов бывший резидент обмолвился о встречной просьбе и необходимой ему самому услуге.
Когда был шпионом в Родезии, он, гуляя в тамошнем парке, оставил на скамейке зонт. Теперь же хотел, чтоб я съездил в Африку и забрал забытую вещицу.
— Но это же было двадцать лет назад, — удивился я.
— У них никогда ничего не пропадает, — ответил он.
Что ж, я собрался…
Маркофьев, когда я сообщил ему о поручении
— Ты забыл один из основных пунктов моего учения, — изрек он. — Который гласит: не открывай зонт, пока дождь не начался. Но делать нечего — соглашайся.
И я полетел в Родезию. Ах, как мне хотелось услышать на прощанье от Вероники или ее папаши нечто похожее на то, что говорилось другим: "Поезжай и помни — если с тобой что-нибудь случится, колбасы в наших магазинах не прибавится"… (Это напутствие, по-видимому, стало ритуалом в их сферах.)
Увы, мне никто ничего подобного не сказал.
На лавочке, про которую говорил мой вероятный родственник, зонта, разумеется, не оказалось. Сама лавочка, наверное, сгнившая от времени, была заменена пластмассовыми качелями. Однако, в бюро находок, работавшем при парке, мне, сверившись, с пожелтевшей описью, и точно выдали старомодный зонт.
В тот же момент засверкали блицы камер. В хижину, где размещалась кладовая потерь, ворвалась толпа журналистов. Я ничего не мог понять. (Позже выяснилось: в ручку зонта была вмонтирована микропленка с заснятыми секретными объектами.)
Двадцать лет западные спецслужбы ждали: кто явится за посылочкой резидента. И дождались.
Меня бросили в камеру. И держали там три недели.
Я бы сгнил там, если бы не Маркофьев. Он забрал, выкупил меня.
Я был объявлен персоной нон-грата и выслан в Россию.
— Помнишь, как ты спас меня, когда я сорвал знамя с посольства, — говорил Маркофьев. — Я этого не забуду никогда. Вот поэтому и вызволил тебя, дружище. Ты мне нужен…
Про тестя, которому я не мог простить подставы, он сказал:
— Ты в курсе, я составляю новый кодекс поведения. Согласно которому: если какой-либо олух хоть раз в жизни тебе удружил, ты не смеешь против него злоумышлять. Сам подумай: с какой стати кто-то посторонний стал бы делать тебе добро? Старик все же заслуживает доброго слова…
Если бы знал, какой камень он снял с моей души этим постулатом!
В каждом столько намешано! Разве я сам был безгрешен и чист?
Теперь я с полным основанием мог считать своего будущего родственника святым. Потому что ведь Веронике он делал добро? Ну, а, значит, и мне делал хорошо. Так что я просто обязан был испытывать по отношению
Что касается международного скандала, в центре которого я оказался, Маркофьев его тоже утряс. Погасил.
В Родезии я вновь по случаю прикупил четыре рисовых зернышка с надписью "Слава КПСС!" на различных африканских наречьях. Будущий тесть не мог меня с Маркофьевым не принять.
На встрече, проходившей в его доме, добродушно улыбавшийся старикан прямо сказал: лотерейный теле бизнес мы должны передать ему и его друзьям.
— Кому? — взревел Маркофьев.
Вместо ответа старик позволил послушать запись беседы, где мой друг говорил: "Капиллярами этой организации пронизаны все сферы жизни! Причастные к ее деятельности люди всесильны!" И еще одну, потрескивавшую, но вполне различимую. Голос Маркофьева возвещал: "У меня две цели — спасти страну и Президента и украсть из казны как можно больше денег".
Резидент достал пластмассовую папочку, извлек из нее листок и помахал им перед физиономией Маркофьева. Лицо моего друга залила мертвенная бледность.
— Нам также потребуются здание вашего института тире издательства. И вся, целиком, фирма "Союзобещайстрой", и весь газетно-журнальный комплекс, — сказал седой хамелеон.
— Забирайте все, — согласился Маркофьев.
Я, разумеется, поинтересовался, что за бумага была предъявлена.
Маркофьев хмыкнул:
— Вот кто лежал бревном на нашем пути. Вероника хоть звонит тебе?
Я ничего не сказал Моя любовь уже не горела и не полыхала, а перешла из острой фазы в хроническую.
Во время передачи дарственной на владение теле-игрой "Получи и запей!" мой потенциальный родственник держался неприступно. Маркофьев же балагурил:
— Деньги, которые я стремился раздобыть, нужны для научных опытов.
Тесть и не думал ухмыляться. НО Маркофьев воскликнул:
— Не смейтесь! Это так! Я — автор уникального изобретения: видеомагнитофона времени. В основе моей теории лежит догадка, что ни одно слово, ни одно движение на протяжении истории не исчезают и не изглаживаются, а существуют как бы в записи на пленку. Мы можем посмотреть ленту прошлого! Узнать, что говорили американский президент и арабские террористы…
Старик взглянул с недоверием.
— С вами ведь случалось: кажется, что происходящее уже было однажды…
В качестве практического отчета и демонстрации возможностей уникального записывающего прибора была предъявлена наша пленка, запечатлевшая генпрокурора в постели с двумя девицами…