Теория квантовых состояний

Фомин Роман Алексеевич

Восточный город был оторочен трижды, а Западный (Новый город) – дважды. Ровной синей нитью обтекал прямоугольный периметр Бабили искусственный канал, дважды пересекая Уратту – на севере и на юге. Внешняя стена, шириной десять и высотой двадцать локтей, с профильными зубцами, окружала город целиком, а также обращенную к Уратту часть Восточного города. В дополнение к этому, Восточный город имел внутреннюю стену, превосходящюю внешнюю в высоте и толщине.

Восточный и Западный Бабили соединял широкий мост, который вел странников через кварталы торговцев и ремесленников, до самого зиккурата Балу и дальше, через ворота Адада на запад. Здесь, в Новом городе расположились зиккурат Шамаша и некрополь с малым зиккуратом Нанна, где жрецы

Нанна и по совместительству лекари, изучали на основе тел умерших, устройство человека. Зиккурат Шамаша традиционно посвящали огню, и здесь размещались главные плавильные печи Бабили. Жрецы и мастеровые выпекали стеклоподобную глазурь из песка и соды, и из их же печей выходили тысячи обожженных кирпичей – гордость местных зодчих.

В зиккурате Балу велись летописи. В обязанности жрецов Балу входила и выработка подходящей глины с примесями для более долговечных носителей знаний – табличек, кирпичей и циллиндров высотой в человеческий рост. Здесь же вытачивали и шлифовали изящные писчие перья, деревянные и металлические. Жрецы записывали с величайшей тщательностью ритуалы, детали празднеств, а также самые малые подробности исследований в области строительства, смешения материалов, военного дела, растениеводства и астрологии.

Об этом и многом другом размышлял царь-лугаль Бабили, полулежа на изящной скамье в тени ветвистого дерева в дворцовом саду. Тихий шелест пальм и акаций навевал на Бильгамешу покой и воспоминания. Ничего впрочем конкретного в этот час, отдельные картины и образы, из разряда тех, которые потом хочется вспомнить, но никак не удается. Бильгамешу, смуглый худощавый, с курчавыми черными волосами, отдыхал. Грудь и бедра его прикрывала тончайшего льна туника-канди с короткими цельнокроенными рукавами. Канди была расшита яркой бахромой и покрыта изысканной вышивкой. Под нею, Бильгамешу носил длинную шерстяную юбку, разрисованную охрой и расшитую бахромой и широкий кожанный пояс, украшенный драгоценными камнями. Кидарис, царская коническая тиара с лентами, лежала рядом.

Бильгамешу едва не провалился в настоящий сон. Он вздрогнул и открыл глаза. Бессонная ночь с Шаммурамат давала о себе знать. Они опять интимничали до полуночи. Кутались в мятые покрывала, ели фрукты. Потом он водил ее на малый дворцовый зиккурат, на самый верхний уровень, под крышей. Бильгамешу показывал возлюбленной раскинутый вширь и вдаль город, с рельефным прямоугольными кварталами, площадями и искусственными рассадами пальм вдоль улиц.

Бильгамешу гордился своим детищем. Даже ночью, на террасе дворцового храма он излагал Шаммурамат свое видение города-государства Бабили, его устройство и цели. О расширении границ и об объединениях окружных племен и кланов. О новых инженерных и ирригационных сооружениях, которые решат проблемы земледелия в условиях засушливого климата и почвы. Как волею богов, Бабили стал центром целительства в Междуречье, какие открытия принесло жрецам Мардука изучение звездного неба.

Царица Шаммурамат была загадкой. Она была с ним, но одновременно где-то еще. Она слушала его страстные речи, она присутствовала как будто душой и телом, но иногда Бильгамешу чувствовал, что она думает о своем, замечал некоторую таинственную, лукавую ли улыбку, а вернее тень ее, прячущуюся за сочным разрезом ее губ и глубиной огромных сливовых глаз.

Бильгамешу долго добивался Шаммурамат. История встречи их была трагична и особенно горько переживал ее сам царь-лугаль. Ведь она стоила ему потери одного из вернейших вассалов-энси.

Около года назад, энси Оанки, вернулся из победоносного похода на юг с новой наложницей, которую хотел сделать своей женой. Он не рассказывал ее истории, говорил лишь, что она знатного аморейского происхождения и семья ее погибла в осаде.

Когда Оанки представил Шаммурамат Бильгамешу, того словно поразило молнией. Бильгамешу, видевший множество прекрасных наложниц, которому сватали в жены знатнейших дочерей Междуречья! Шаммурамат

плохо понимала и почти не говорила на местном аккадском языке, но ее красота, манеры и всепроникающий взгляд темных и огромных как два колодца глаз пленили его. С того самого момента, только Шаммурамат желал видеть он рядом с собой. Правду сказать, долгое время он вообще сторонился мыслей о супруге и семье, так поглощен был своим государством, обходясь покорными наложницами. Но увидев девушку, Бильгамешу понял сразу, что только с нею хочет встречать восходы солнца и любоваться тянущимися ввысь усеченными пирамидами-зиккуратами славного Бабили. Только Шаммурамат видел он царицей Бабили, матерью своих детей.

Чуткий Оанки заметил это сразу. Бильгамешу увидел, как покраснело лицо молодого энси, черной тучей покинул он дворец своего лугаля. Но Оанки слишком любил своего повелителя, чтобы воспротивиться его воле. Он принял самое правильное и благородное решение, которое только мог принять верный вассал. Оанки торжественно вверил Шаммурамат лугалю Бабили и пронзил себе грудь мечом, чтобы ревность не могла омрачить чувства его глубокой преданности царю. Решение было принято столь стремительно, что Бильгамешу не успел даже помешать Оанки осуществить задуманное. На коленях стоял он, оплакивая смерть верного подданного и друга.

Шаммурамат сильно привязалась к Оанки, за время, что была с ним. Когда ей сообщили, что Оанки покончил с собой, она упала без чувств. Несколько недель носила она траур, отказываясь от любых встреч. По праву наследования, дом Оанки в Бабили должен был вернуться в семью его отца. Бильгамешу настоял, чтобы Шаммурамат с прислугой и имуществом, перевезли к нему во дворец, в выделенное крыло. Но даже живя в его доме, Шаммурамат отвергала все попытки сближения. Долгие месяцы ухаживаний и уговоров потребовались лугалю Бабили и жрицам храма Иштар, чтобы умилостивить девушку. Бильгамешу был с ней нежен и не настойчив. Во-первых, государственные дела занимали большую часть его времени, а во-вторых он не допускал даже мысли, что его возлюбленная, будущая царица, может быть взята силой, волей царя. Это разрушало всю его идею о благополучной царствующей семье. А Бильгамешу видел Шаммурамат только в качестве жены. И ожидание Бильгамешу было вознаграждено. Однажды, во время совместной прогулки по саду, Шаммурамат заглянула в его глаза и дала понять, что готова стать его супругой, как повелел Оанки. С тех пор прошло полгода.

Бильгамешу закончил утреннюю трапезу и слуги, дождавшись его кивка, расторопно унесли подносы с тонкими лепешками с медом и финиковым сиропом, фруктами, оставили только наполненный вином кубок. Бильгамешу дождался когда все уйдут, после чего с тяжелым вздохом опустил голову.

Вернулось назойливое, тупое ощущение страха. Бильгамешу пристально посмотрел на подрагивающие пальцы правой руки. Эту дрожь он заметил у себя недавно. Когда же? Сразу после того, как он дал себя убедить? Бильгамешу покачал головой, отвечая отрицательно самому себе. Раньше, еще раньше. В тот самый день, когда предложили ему сделать выбор. Или, правильнее сказать, поставили перед фактом, что выбора у него нет. И ведь Бильгамешу по-прежнему был уверен, что поступает правильно. Почему же не унимается дрожь?

Бильгамешу несколько раз с усилием сжал ладонь в кулак, прогоняя от себя дурные мысли, заставляя себя вернуться к Шаммурамат. Ах, прекрасная, влекущая, податливая и ускользающая Шаммурамат. Она звала его Немродом. Только она так его называла, на своем родном языке. Немрод, «восстающий», отличающийся от других, воинов и царей междуречья. Когда он думал о ней, о ее ниспадающих черных волосах, о шее, словно выточенной искусным скульптором, мысли его совсем не путались. Однако же понимал он прекрасно, что эти отчасти животные чувства, совсем не унимают боли его и дрожи. Как сладкое вино, Шаммурамат туманила его разум, но тем настойчивее колола его задняя мысль о том, что это лишь временное, преходящее ощущение.