Теория литературы абсурда

Клюев Евгений Васильевич

(The New Vestments, p. 61)

Особо следует оговорить структурную организацию «Чепухового алфавита» – как уже говорилось ранее в примечаниях, излюбленного жанра абсурдистов: алфавитов такого плана в 40–70-х годах насчитывалось десятки.

Естественно, что для поэзии абсурда алфавит – идеальная форма. Строгий и заранее известный читателям (во всяком случае, взрослым, но и детям, уже знакомым с буквами, однако еще не научившихся читать) порядок следования равновеликих частей небольшого объема – что еще нужно? Эту форму можно «набивать» чем угодно: она выдержит и переживет любое безумие, оказывая достойное сопротивление какому угодно хаосу! К тому же, не надо думать о том, чтобы связывать части: части связаны изначально (и не нами), более того – смена частей тоже формальна, ибо это смена букв, а уж рефрены (хотя бы только анафорического свойства) «заданы» и подавно: в каждой части должно быть, по крайней мере несколько слов, начинающихся на одну и ту же букву! Причем «предметы», поименованные соответствующими словами, сами собой расположатся параллельно – во всяком случае, логически параллельно! Так сказать, свободной инициативе художника – в области формы! –

практически не остается места, а абсурдисту только того и надо! Твердая форма для него – залог того, что в области содержания руки развязаны полностью: есть, что называется, где разгуляться.

В интересующем нас сейчас алфавите Эдварда Лира царит просто аптечный порядок: мало того, что «природные возможности» алфавита использованы полностью, – введено еще и множество дополнительных «упорядочивающих средств».

Так, каждая новая буква вводится стабильно воспроизводимой структурой: «A was…», «B was…», «C was…» («А была…», «Б была…», «В была…») и т. д. – по всему алфавиту, переведенному нами как в формах настоящего времени (в основном из-за стремления убрать «родовой признак» слова «буква» (ж.р.): для английского языка задача такая, само собой, иррелевантна), так и в формах прошедшего времени (там, где этого трудно было избежать ритмически).

Ср.:

А – это Арка моста:Под ней портних толпаЖила и шила из холстаСто галстуков для Па.Б – Белая Бутыль,Раздутая как шар:Па наливал в нее питьеИ залпом осушал.В был Воришка: онСтащил бифштекс – с тех порПа все ворчал: «Кошмарный тип!Он жулик. этот Вор!»

и т. д.

Сильное упорядочивающее «средство» (из дополнительных!), введенное Эдвардом Лиром – второй (после компонента собственно «буква»)регулярный компонент структуры алфавита: это «Па» (отец рассказчика, – с очевидностью, ребёнка). Это он, «Па», вступает в «причудливые отношения» с каждой очередной буквой, совершая при этом массу глупостей, «цитируемых» ребенком на полном серьёзе «человека, уважающего возраст». Такой сквозной герой, возникающий «где ожидали», вне всякого сомнения, есть сильное «цементирующее средство» для и без того железобетонной конструкции алфавита.

Однако это еще не всё. Эдвард Лир не ограничивается «природными» и «искусственно внедренными» свойствами и маркерами структуры алфавита. К алфавиту дается некий «довесок» – в виде своего рода «урока на закрепление пройденного материала»: каждая буква алфавита воспроизводится в этом «довеске» еще раз (!) и, естественно, реферирует к себе же самой, уже названной в, так сказать, основной части (эффект удвоения). Конструкция становится зеркальной.

«Довесок» представляет собой историю о том, как одна из букв, А, разодрав руку о сук, принимает в виде советов «первую медицинскую помощь» поочередно от каждой следующей (опять же в строгом соответствии с алфавитом!) буквы – при этом понятно, что советы – на фоне повторяющейся и уже «более чем знакомой» структуры – носят совершенно абсурдный характер. Да и роль букв – безо всякого предупреждения со стороны автора – меняется вдруг разительно: теперь это не буквы (как это было в первой части), а персонифицированные сущности: понятное дело, такая «грубая подтасовка» остается нами как бы и незамеченной, и виной тому – ригидные рамки структуры, из которой не выпрыгнешь!

Данная часть к тому же еще и целиком оформлена как параллелизм: лексический, грамматический и логический, мало того – зарифмована, что называется «вдоль и поперек» (концевые и внутренние рифмы), являя собой образец навеки сбалансированной конструкции, которую мы – для наглядности – приводим:

А, руку разодрав о сук, вдруг закричала: «Ай!»,Б: «Ох, Бедняжка! Ох, мой друг, уймись, не причитай!»,В: «Я возьму Виолончель, утешу – лишь позволь!»,Г: «Только Грушевый кисель и сливки снимут боль»,Д: «Доктор! Доктор нужен ей: он даст покой руке»,Е: «Лишь Еда спасет, ей-ей: яйцо на молоке!»,Ё: «Ёрш зажаренный пойдёт: держу пари, пойдёт!»,Ж: «И Желе на бутерброд… нет, с ложки – прямо в рот!»,З: «Зелень в дозах небольших: салат или укроп»,И: «Лечат Иглами ушиб – и лёд кладут на лоб»,Й: «Только Йод! Один лишь Йод от всяких лечит бед»,К: «Кенгуру!.. Пусть подойдёт – и пусть он даст совет»,Л: «Лампу! Отойдите прочь! Подать горячий чай!»,М: «М– да… Морошку истолочь – и дать. И вся печаль!»,Н: «Нет, и нет, и нет, и нет! Её спасет Нуга»,О: «Можно просто дать Омлет – и вся вам недолга»,П: «Чуть Поэзии: она – так развивает мысль!»,Р: «Рюмку доброго вина и пару дохлых крыс!»,С: «Спойте Соло кто-нибудь: так веселей страдать»,Т:

«Тю-ю… Турнепса раздобудь: нарезать и подать!»,У: «Два Ушата с кипятком на рану вылить ей!»,Ф: «И Форель!.. Но дело в том, что с запахом форель»,Х: «Хорошо б давать ей Хрен, по ХХ ложек в час»,Ц: «Нет, Цикорий дать взамен: уж он бы точно спас!»,Ч: «Чашку кофе ей – и пусть сыграет в «чур-меня»,Ш: «Шапку дайте ей: боюсь, прохлада ей вредна»,Щ: «Нет, Щавель – и только так! Ну, может быть, Щенка!»(…хотел вмешаться Ъ, но не придумал как,Ы, ничего не говоря, вздохнула громче всех,а Ь надулся зря – и получился смех),Я так сказала:«Вот сюда – влезай, моя отрада!Тут Ящик: нужно два гвоздя –И всё, моя отрада!Мы заколотим в нем тебя –И больше слов не надо!»

Понятно, что в схему, организованную в такой степени, можно «вложить» практически любое содержание.

Глава 3.3.

Стихотворный абсурд: лимерики

Лимерики (limerics) – особая группа произведений стихотворного абсурда малых форм: это отдельный литературный жанр (или то, что в поэтике именуется твердой формой стиха), в силу своей относительной суверенности и рассматриваемый как особая рубрика.

Структура лимерика, традиционного английского стихотворения, не менее – а точнее говоря, даже еще более! – канонична, чем алфавит. Тот, кто прочел хотя бы один лимерик в своей жизни, узнает следующий по первому же предъявлению как особым образом рифмованную пятистишную композицию – всегда одну и ту же ритмически.

Ср. (все лимерики тоже даются в наших переводах):

Вот вам Старец Почтенный из Честера:Детки в Старца палят из винчестераИли целыми днями по башке бью камнями,Что не нравится Старцу из Честера.Вот вам Леди из города Бьютт.Почему ее не изобьют,Раз свинье у корыта исполняет сюитыФилантропка из города Бьютт!Вот вам Старец из города Уокинг:То, что делает он, просто шокинг!Он сидит на бугре в огромадном ведре,Полоумный из города Уокинг.

Признанным мастером лимерика тоже был Эдвард Лир: недаром даже одна из остроумных, но, к сожалению (!), не выдерживающих критики версий происхождения слова «лимерик» предполагает, что само название имеет отношение к Эдварду Лиру. Дескать, «лимерик» как название по сути своей сочетание имени поэта с обозначением его профессии: «Lear + lyric».

Вот как высказывается о жанре Н.М. Демурова:

«…лимерики – короткие, известные с давних пор песенки, происхождение которых по традиции связывают с ирландским городом Лимериком. Там, якобы, пели их многие десятилетия во время традиционных застолий. Поначалу песни, распеваемые веселыми лимерикскими бражниками, заканчивались приглашением приехать в их родной город:

O, won't you come up, come all the way up,Come all the way up to Limerick!»

Позже бражники сократили свои песни до пяти строк и стали наперебой импровизировать их во время застолий, состязаясь в выразительности и остроумии. Форма лимериков была строго закреплена: они состояли из пяти стоп анапестом, рифмующихся по схеме аабба, причем строки с рифмой а были трехстопные, а с рифмой б – двухстопные. Первая строка всегда начиналась словами:

«There was a young man of…»,

а заканчивалась названием города, деревни или страны, с которыми потом и рифмуются вторая и последняя строка (young могло варьироваться с old, man – с woman, person, lady и проч.). Лимерики рассказывали о каком-нибудь событии, обязательно веселом или маловероятном, или высмеивали присутствующих и знакомых.

Лир, конечно, знал эти шутливые песенки, сохраненные устной традицией; некоторые из них были изданы в 1820–21 годах издательством Маршалла».

Из этой цитаты следуют два принципиально важных для нас положения. Во-первых, то, согласно которому лимерик как жанр имеет фольклорное происхождение и, стало быть, несет на себе некоторые обязательства «от природы». Во-вторых, мысль об обязательствах «благоприобретенных», которые данный жанр тоже берет на себя – будучи теперь уже произведением литературы, да еще литературы абсурда.

Фольклор как среда, порождающая лимерик, заслуживал бы специального внимания, если бы данное исследование не было посвящено прежде всего английскому классическому абсурду. Чрезвычайно соблазнительно было бы доказать (видимо, легко доказуемую!) гипотезу, в соответствии с которой едва ли не любое произведение фольклора (безразлично, о фольклоре какой страны мы говорим!) есть произведение, прежде всего абсурдно ориентированное. Истоки литературы абсурда, таким образом, – как, может быть, никакой другой литературы, – следует искать в фольклоре. И вовсе не потому, что фольклор содержит зачатки любых будущих жанров (такая мысль не представляет никакого теоретического интереса!), но потому, что сама по себе область фольклора есть по преимуществу область абсурда.