Теория описавшегося мальчика
Шрифт:
— Что, — спросил продюсер, — еще выросла?
— Растет, — подтвердил Митя. — Пройдет ли через двери?
— Пройдет, здесь двери нестандартные!.. Давай поторопимся!
Митя открыл дверь и велел охранникам браться за дело.
Пять метров до выхода Жагина тащили тридцать минут. Тело его кантовали, огромная голова билась об углы, и казалось молодым людям, что тащат они не человека, а огромного быка, у которого вместо головы целая луна.
Жагин стойко переносил мучения, ни разу не застонал даже. Успокаивал, что осталось
Водитель подал металлический трос к выходу, когда различил в сумерках через зеркало заднего обзора свет фонарика. Еще минут пятнадцать Жагина обвязывали, спорили вполголоса, как эффективнее, чтобы не запрокинулся, пришли к выводу, что под мышками надо вязать.
— Все отлично, ребят! — поддерживал Жагин. — У нас все получится!
— Вира! — скомандовал Митя.
Водитель рванул рычаг, и лебедка, напряженно гудя, чуть ли не воя, сантиметр за сантиметром потащила Жагина из вагона… А потом гигантское тело зависло в воздухе, а трос затрещал, будто был неминуем обрыв.
— У меня лебедка — до пятисот килограмм! — испугался водитель. — Меня же в дисбат за порчу техники!
Всем составом охрана бросилась поддерживать тело Жагина снизу, направляя его к машине, пока наконец продюсера не уложили в кузов.
— Ты место присмотрел? — спросил Жагин Митю, когда грузовик тронулся с места.
— Конечно, Андрей Васильевич. Там, правда, снег еще, так я еловых веток нарезал, а сверху одеял набросал.
— Спасибо.
— Но все равно замерзнете! На дворе минус.
— Я холода не чувствую.
— И термос с кофе я вам взял…
— Хороший ты парень!
Ехать было недалеко, поля начинались прямо за чертой маленького города Коврова. Бескрайние, они подсвечивались на горизонте садящимся солнцем.
До места доехали за пятнадцать минут.
Сгрузили Жагина гораздо легче. Лебедка уложила его прямо на еловый лапник, покрытый ватными одеялами. Только затылок огромной головы улегся прямо в сугроб. Снег зашипел и от человеческого тепла начал таять.
Митя не знал, что сказать, когда работа была сделана. Но здесь поторопил водитель, который заныл, что ему в части надо быть через полчаса, иначе кирдык.
— Иди, Митя, — с трудом проговорил Жагин.
— Вы в порядке? — спросил глупость охранник.
— В порядке…
— Я поехал?
— Езжай. Все помнишь?
— Все.
— С богом!
Все погрузились в кузов, и машина натужно тронулась в обратный путь.
Оставшись в одиночестве в подкрадывающейся к нему ночи, Жагин пытался думать. Но в разросшемся мозгу мысли его терялись, а память выдавала странные картинки не совсем его жизни. Он не мог вспомнить имя своего кота, зато перед глазами проплыл сюжет Бородинской битвы из школьного учебника. Он мучился, чтобы вспомнить лица родителей, но так и не смог это сделать. Из ушей пошла кровь, а из правого глаза импресарио выкатилась большая слеза. Но здесь в воображении
— Папка, иди скорее сюда! Я так по тебе соскучилась!
И он пошел, побежал, помчался на встречу со своей девочкой! Спотыкался и сам хохотал в ответ на ее смех! Рвал с поля яркие цветочки для нее на бегу, от назойливой пчелы отмахнулся — и вдыхал, вдыхал запах счастья! А потом их руки встретились. Маленькие ладошки в большие. Он подбросил дочь к самому голубому небу и, поймав ее, все целовал без устали конопатое лицо своей Образиночки…
— Папочка!
— Любовь моя!..
В огромном перетруженном сердце Жагина лопнула артерия, и через три секунды он умер.
С момента физической кончины в голове продюсера начались глобальные пертурбации. Словно надуваемая всеми мировыми ветрами, она начала стремительно расти. Через несколько секунд башка достигла размеров воздушного шара, а еще через минуту возвышалась огромным ядром над всей областью. Через полторы минуты в продолжающем разрастаться шаре зажегся слабый свет. Или луна в нем отразилась. В этом слабом свете, если приглядеться, можно было различить близлежащий лес, все деревья которого были сплошь усижены дятлами. Их были тьмы…
В дверь купе человека-ксилофона постучали. Сначала робко, а потом трижды уверенно.
Настя Вертигина в этот момент наносила на карельскую березу последний слой полироли и считала этот процесс интимным.
— Одну минутку! — попросила, застегивая кофточку на все пуговички.
— Жагин? — спросил Иван Диогенович.
— Это Митя, охранник.
— Так входите!
Митя открыл дверь и ступил в купе, испытывая некоторое волнение, как от прямого общения с человеком-ксилофоном, так и от красоты девушки Насти.
— Где Жагин? Кажется, уже время!
— Жагин умер, — ответил Митя.
— Как — умер! — побледнела Настя, поднося ладошки ко рту. В ее нежной жизни первый раз умирал кто-то знакомый.
— Большой человек! — прокомментировал Иван. — Очень большой!.. И как с концертом?
— Перед смертью Андрей Васильевич меня инструктировал. Выдал все необходимые документы и расписки.
— Теперь вы будете моим импресарио? — уточнил человек-ксилофон.
— По-видимому, да.
— Что ж, тогда командуйте!
— Спасибо… — Митя собрался с мыслями и доложил: — Машина будет через пятнадцать минут. Приготовьтесь, в город приехали тысячи туристов. Обыкновенным людям, которые были на предыдущих ваших концертах, объявили, что их билеты на последнее выступление недействительны. Чтобы избежать бунта, власти города пообещали выставить на площади огромный экран, на который будет выведена прямая трансляция…
— Афиотаж!.. А кто места горожан займет в зале? — поинтересовался Иван Диогенович.