Теперь или никогда!
Шрифт:
— У нас в экспедиции был хороший пес, — сказал Костя, — Гавриком звали. Помню, приехали мы на Байкал и в лесу неожиданно нашли щеночка. Вот такого, чуть побольше моей ладони. Взяли с собой. Через два месяца он таким вырос, ростом с теленка.
— Какая порода? — спросил Егор.
— Тоже, должно быть, помесь. Ребята считали, что помесь сенбернара с кавказской овчаркой. Умный был пес, просто как человек. Мы его с собой даже в вертолет брали.
— А вы и на вертолете летали?
— Да, и не один раз. Там, на Байкале, есть такие непроходимые места, туда только на вертолете можно
— Интересное у тебя дело, Костя, — сказал Володя. — Сколько всего повидаешь!
— Что верно, то верно.
— А где теперь Гаврик? — спросил Егор.
— Мы его в поселке оставили; там живет один старик охотник, он его к себе взял.
— А вы его опять увидите?
— Да, и скоро. Через две недели снова отправляемся на Байкал, там и свидимся.
Кузя между тем уже рыл землю в другом месте, неподалеку от них. Время от времени он оглядывался на Егора. Выглядел он препотешно: вся морда, даже уши, даже грудка были черными от земли.
Внезапно он остановился, как бы вглядываясь во что-то глубоко залегшее в земле, а потом снова, с еще большим рвением начал рыть землю. Комья земли так и летели из-под его лап.
— Что это с тобой, Кузя? — спросил Егор. — Чем это ты занят?
Он подошел к Кузе. Пес снизу вверх посмотрел на него, как бы приглашая полюбоваться. Егор нагнулся.
В довольно глубокой яме, вырытой Кузей, лежал какой-то темный, непонятный предмет.
Егор взял его в руки. Это оказалась большая круглая железная коробка, обернутая сверху старой, вконец истлевшей тряпкой.
Егор обернулся к Володе и Косте и закричал не помня себя:
— Эй, идите скорей! Кузя клад нашел!
Костя и Володя подошли к нему.
— Что это?
Володя взял тряпку, тщательно вытер коробку.
— А теперь откроем, поглядим, что там такое…
Заржавевшая от времени крышка долго не желала открыться, но в конце концов поддалась.
В коробке лежала завернутая в старую клеенку кипа фотографий и под нею пожелтевшая от времени толстая тетрадь.
Едва лишь Володя взял тетрадь, как она буквально рассыпалась в его руке; осталась лишь ветхая обложка, на которой было едва заметное слово: «Дневник».
Зато фотографии сохранились хорошо, ни одна не испортилась.
Все трое склонились над ними, разглядывая незнакомые лица мужчин, женщин, военных.
— Что это? — вдруг спросил Егор.
Прямо на него смотрела карточка офицера, одетого в гитлеровскую форму. Высокая, с длинной тульей фуражка бросала тень на холеное, еще молодое лицо офицера. На груди его виднелись ордена, а в самой середине знаменитый Железный крест, которым, как известно, фашистские захватчики награждали особо отличившихся гитлеровцев.
— Странно, — пробормотал Костя. — В самом деле, что бы это все могло значить?
— А это что? — спросил Володя, указывая на фотографию мальчика, примерно ровесника Егора. У мальчика были удивительно умные, ясные глаза, на правой щеке ямочка.
Егор вгляделся.
— Интересно, кому это и зачем понадобилось закопать все это хозяйство? — задумчиво спросил Володя.
— Да, правда, кому? — повторил Егор.
Костя сказал уверенно:
— Чего вы удивляетесь? Ведь город был в оккупации, может, кто-то взял и закопал это в землю, чтобы немцы не могли отыскать.
— Может, и так, — согласился Володя. — Если бы знать, — произнес он задумчиво, — кто мог закопать эти фотографии? Кто снят на них?
Костя кивнул.
— Да, все получилось прямо как в детективном романе. Неизвестная находка, карточки, старая тетрадь. Слышишь, писатель? — Он повернулся к Егору. — Чем не тема для романа, правда?
— Правда, — сказал Егор.
Глава пятая, в которой Егор и Алеша очень завидуют Шерлоку Холмсу
Погода все дни стояла ясная, безоблачная. Каждый день с раннего утра все вместе — Володя, Костя и Егор с Алешей и, разумеется, с Кузей — отправлялись в развалины и там проводили долгие часы.
Впрочем, каждый день — это было бы несколько преувеличено.
Иной раз Егор и Алеша ходили в школу на консультацию, потому что близились экзамены и приходилось помногу заниматься. Но когда выпадало свободное время, Егор и Алеша охотно сопровождали Володю. И сколько интересного, занимательного пришлось им узнать!
Володя продолжал писать картину, а Костя рассказывал ребятам о бесконечных дорогах в непроходимой тайге, о новых источниках и месторождениях ископаемых, открытых геологами, о молодых городах и поселках, возникших среди необъятных просторов тайги…
А Кузя бегал повсюду, где ему хотелось, рыл землю с присущим ему прилежанием, но ни разу не нашел ничего похожего на ту, памятную свою находку.
Иногда Егор вместе с Алешей вновь и вновь разглядывали фотографии, и оба думали, размышляли: кто же эти люди, чьи лица были, наверно, давным-давно запечатлены на бумаге…
Как-то они отправились к Петру Петровичу посоветоваться с ним, но сколько ни стучались в калитку, никто им не ответил. Лишь спустя какое-то время из соседнего дома вышла соседка Петра Петровича и сказала, что старик уехал в Полесье, в белорусские леса, на могилу сына, куда он ездил каждый год.
Володя и Костя тоже часто говорили о найденных Кузей карточках. Оба подолгу рассуждали, высказывали различные догадки, но так ничего не могли решить.
В конце концов Володя сказал, что возьмет эти самые фотографии в Москву, покажет их писателю Сергею Сергеевичу Смирнову; ведь Смирнов часто выступает по телевизору и, может быть, согласится рассказать, что вот в таком-то городе найдена коробка с неизвестными фотографиями, пусть тот, кто узнает их, отзовется…