Теперь мы будем хорошими
Шрифт:
Кабель. Ураааааа!
Пахан. Липу.
Нацист. Липу?
Пахан. А на хрен нам нужны настоящие? В четырехлетнюю мелочь будешь стрелять?
Фонарь (иронизирует). Можно еще маманю замочить.
Пахан. А ты, блядь, не встревай.
Утюг. А где вы этого пацана хотите держать? Здесь?
Нацист. У меня на прицеле один подвал.
Утюг (издевательски).
Кермит. Он прав, если ребенок заболеет или еще чего похуже, бабло мимо носа пролетит.
Пахан (Фонарю, агрессивно). Тебе что-то не нравится?
Фонарь. А если у итальянца есть охрана или собаки, ротвейлеры, тогда что? Будете в них из своих концов стрелять, пиф-паф?
Пахан. Не пизди. За день до этого мы все разведаем, чтоб облома не вышло.
Кермит. Можно я?
Пахан. Я беру малыша, он меньше в глаза бросается. (Кермиту.) Ну а ты чего можешь?
Кермит. Мы уже такое проворачивали с пацанами с нашего двора, почистили один магазин.
Утюг. Рыбный, что ли?
Кермит (стушевавшись). Да нет, оптовый.
Утюг. Пивной ларек небось? (Всем.) Так ужрались, что их всех тут же и повязали.
Кермит. Утюг, ты что, блядь, пиздишь? Получить хочешь? (Подскакивает к Утюгу, но Пахан разводит их.)
Пахан. Классно, если б дверь открыла его баба. Итальянец подозрительный, надо будет его сразу связать. Утюг, купишь еще скотч, только хороший.
Утюг. Скотч — самое оно.
Пахан. И ни к чему там не прикасаться. Связать родителей, рты им заклеить, чтоб не выли, и забрать мобилы на всякий. И за детеночком аккуратненько наверх.
Нацист. Говоришь, итальянец на бабле сидит?
Пахан. Ну, сидит, это метафора такая.
Нацист. Мета… блядь, что? То есть не лежит?
Пахан. Он лавэ в банке держит. Надо его заставить, чтоб все снял, только и делов. Забираешь сумку, и все.
Фонарь. Ты забыл о пацанчике.
Пахан. Ты чего приебываешься, новенький?
Кермит. Фонарь будет его нянчить!
Пахан. Нет! Блядь, если ему не нравится, пусть уебывает, больше бабла выйдет на рыло.
Фонарь. Я свою часть пожертвовал бы на часовню святого Франциска.
Кермит. Пиздишь?
Фонарь. А
Кермит. Ну, не знаю… Музыкальный центр куплю.
Кабель. А я сваливаю.
Фонарь. Куда?
Кабель. В… Англию, или в Ирландию, или в Мексику, там меня предок не найдет.
Нацист. Утюг поедет в санаторий худеть.
Утюг. Да я себе столько жратвы куплю…
Пахан. Пацана продадим за границу, будут еще бабки… Можно монахам сколько-нибудь подкинуть, пусть радуются, они ничего ребята.
Фонарь. Про Телку забыли.
Нацист. Телке дадим на новое платье! Ха, ха, ха!
Затемнение.
Келья Брата Павла. Брат просматривает учебники, готовясь к завтрашним занятиям. Посреди кельи робко стоит Телка.
Брат Павел. Ну что у тебя?
Телка. Брат Павел, что значит спасенный?
Брат Павел перестает писать. Внимательно смотрит на Телку.
Брат Павел. С чего вдруг такой серьезный вопрос?
Телка. Я хочу знать…
Брат Павел. Встречаешься с Господом лицом к лицу и можешь на Него смотреть.
Телка. В небе?
Брат Павел. Можешь назвать это раем или Божьим домом.
Телка. И у меня тоже есть шанс?
Брат Павел. Милосердие Божье безгранично.
Телка. Но я… вы знаете, я плохой.
Брат Павел. Все мы грешны.
Телка. Но не так, как я, я больше.
Брат Павел. Мне кажется, ты никого не убивал.
Teлкa отрицательно качает головой.
Брат Павел. Ну, видишь? Ты не перерезал никому горло, не проламывал никому голову огнетушителем, не поджигал товарища…
Телка. Я думал, я хуже всех.
Брат Павел. Почему?
Телка. Мне все это говорили.
Брат Павел. Все?
Телка. Ну, несколько пацанов.
Брат Павел. Несколько — это еще не все. Может, им хотелось, чтобы кто-то был еще хуже них. И выпало на тебя.
Телка. Значит, у меня есть шанс?
Брат Павел. У всех есть шанс, и у тебя точно есть.