Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна
Шрифт:
И вот, наконец, парня с головой накрыла тяжёлая, как волна расплавленного свинца, несущая с собой какую-то совершенно непроходимая тупость и напрочь сваливающая с ног усталость, подобная той, что наступает после многих часов тяжёлой работы.
Одежда стремительно пропитывалась холодным, как ноябрьский дождь, и липким потом, крупные капли которого с огромной скоростью скоростью пузырями набухали на побледневшей до цвета бумаги коже и градом катились по ней, будто шарики ртути по полу.
Топор
Глаза стремительно затягивала плывущая со всех сторон чёрная пелена.
Мысли не чеканили шаг, подобно солдатам на параде, а скакали без всякого порядка, будто шествующие тёплой летней ночью по улицам какого-нибудь городка японские призраки.
Сознание стало мутным, а предметы вокруг стали выглядеть так, будто смотришь на них из-под воды.
Вскоре от окружающего мира остались лишь тусклые световые пятна, неприятно мельтешившие перед глазами.
Потом пропали и они.
Наступила кромешная тьма.
Это был инфаркт.
То есть, конечно, это нам с вами понятно, что у Глеба случился инфаркт. На тониной же даче в этом не разобрались. Сразу, во всяком случае…
Все решили, что Глебу просто нездоровится, и его надо оставить в покое на несколько дней. Проспится, мол, – и полегчает.
Три дня Грэхэм провалялся на топчане в бараке для рабов шестой категории.
Хотя сознание он в первые минуты и потерял, – в себя пришёл быстро, а потому львиную долю своего больничного стонал, охал и ныл.
Пару раз Грэхэму удалось заснуть, но сон его был беспокойным и непродолжительным. Самостоятельно передвигаться он не мог, а потому к туалетной яме (это отдельная история) его носили другие рабы.
Врача, разумеется, никто вызвать и не подумал.
Тоня категорически запрещала пускать на свою дачу посторонних. Особенно представителей государства. Это было абсолютное табу.
Такое она не простила бы никому.
Естественно, приедут врачи, увидят, что за дрянь здесь творится, побегут ментам жаловаться.
Нет уж, спасибо. Со своими больными и сами управимся.
Но вообще, как говорила Тоня, дача – не место для больных. Ей были нужны только здоровые.
Впрочем, вызови они тогда скорую, – машинка вряд ли приехала бы. Дача у Тони находилась в такой глуши, что…
Короче, не всякая машина могла туда проехать.
Собственно, из расчёта на то, что в такую глухомань никакие посторонние не доедут, – Тоня и выбирала себе место для жизни.
И это было чертовски правильно!
Вернёмся к Глебу.
На тониной даче имелся один товарищ, исполнявший обязанности врача. Был он на год меня старше.
Высокий,
Впрочем, черты его лица неизбежно терялись на фоне красной как помидор или советское знамя рожи.
Рабов высоких категорий он лечил коньяком и шоколадом. Эти же средства советовал драть для профилактики. Ну, и сам охотно следовал собственным рекомендациям. За один присест этот толстяк спокойно выдувал два литра коньяка и даже пьян не был.
Но коньяк – это для богатых. Или, вернее сказать, для высоких. С простыми же рабами он так не церемонился.
Валящихся с ног от усталости он тупо накачивал первитином. Тех, у кого что-то болело, – опиумом.
О существовании других лекарств он, казалось, и не подозревал.
Но это так только казалось.
На самом деле это был многопрофильный специалист. И в химии он разбирался превосходно. Поэтому, собственно, Тоня и определила его заведовать нарколабораторией. Он же, кстати, отвечал за нормальную работу винокурни и папиросной фабрики, исполнял в хозяйстве роли агронома, ветеринара и пчеловода.
Кстати, он потом поступил в какой-то медвуз. Первый курс недавно закончил. Говорил, что хочет быть врачом.
Короче, теперь вы знаете, кто у нас врачами становится и откуда у нас берутся такие врачи, к которым прийти страшно.
Кстати, прозвище у этого барыги было длинное и сложное: Грач – Отличный Врач.
Да, именно так.
У нас в школе грачами называли врачей, которые учились через пень-колоду и ничего поэтому не знают.
Эдаких невежд в наших поликлиниках полно.
Отличным нашего дока именовали, разумеется, с иронией.
Но была очень горькая ирония…
Должен ещё сказать: существует детская книжка, которая называется «Грач – отличный врач». К нашему эскулапу она отношения не имеет!
Так, совпадение.
Что я ещё могу сказать про этого шарлатана?
Ну, он был в меру эксцентричным. Вечно одевался во всё обтягивающее и ходил ну точно как проститутка. Бёдрами, гад, повиливал. И физиономия у него была, прошу заметить, глумливая. И смазливая. Даже несмотря на лилово-красный оттенок.
Он вечно смеялся глазами, и взгляд у него был как у заправского сутенёра, элегантно поигрывающего золотой цепочкой от часов, отставив правую ногу назад и уперев её носком в асфальт.
Манеры у него были как у юной жеманницы, а голос – как у девки, которая секс по телефону практикует за деньги. Бархатный такой. Кукольный голосок, наигранный совершенно.
Короче, в целом он выглядел как подвыпивший берлинский трансвестит.
И всё он делал как-то приторно лениво, с намеренной медлительностью в движениях.