Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.
Шрифт:
Понял?!
Ну и славно!
Значит я и впрямь неплохо разъяснила тебе суть нашей программы. Как видишь, программа наша довольно умеренна.
И заметь: во всём этом нет ни расизма, ни национализма!
И это замечательно, cher ami! Ведь согласись, национализм – это так мелочно, так некрасиво, так буржуазно…
Да, национализм – это уродливая помесь страха и ненависти, возникающая в убогой душонке рыночного торговца.
Я ведь сейчас чистую правду говорю!
Вот стоит себе на базаре какой-нибудь Ванька. Папиросы продаёт. Рядом появляются кавказцы.
Однако же тупой Ванька не понимает, что конкуренция. Он рассуждает в иных категориях: чурки, мол, понаехали, и вообще, бей жидов (ну, или кавказцев), спасай Россию! Вот и становится Ванька националистом.
Вот и начинает этот урод вонять: русских девушек кавказцы насилуют, русские вымирают миллионами!.. Ну, ты понимаешь, о чём я говорю. Тебе этот националистический бред прекрасно известен.
Всё-таки правы марксисты, когда говорят: национализм – социализм для дураков.
Националисты действительно дураки. Все поголовно.
Впрочем, если бы этим и ограничивалось, – их бы ещё можно было терпеть.
Но нет! Они ко всему прочему ещё и обыватели.
И притом тоже все поголовно!
А знаешь, что я на это скажу? Пусть себе насилуют кавказцы русских девушек! Мне до них никакого дела нет, – что до девушек, что до кавказцев. Не меня же они, в конце концов, насиловать будут…
Конечно, попытку они такую сделать могут (попытка никому не возбраняется), но вряд ли для них это дело закончится хорошо… Уж поверь, пистолет у меня в руке не дрогнет.
Как там в кафешантанной песенке было?
А девушка сурово
Достала пистолет,
Пальнула снова, снова, –
И хулиганов нет!
Да, всё-таки национализм – явление исключительно буржуазное.
Посмотри, ma ch'erie, на всех этих купчиков, лавочников, офисных клерков. Эти существа настолько убоги, что им даже гордиться-то нечем. Вот и придумали они себе эту свою национальную гордость и носятся с ней, аки с писаной торбой.
Понимаешь, эти люди хотят найти оправдание своему убожеству.
Вот какой-нибудь офисный клерк батрачит себе в конторе с утра до вечера, жрёт в перерывах, потом домой возвращается, перед телевизором сидит, опять жрёт, пьёт баночное пиво, а потом заваливается спать.
И этот клерк такой жалкий, такой убогий…
И он ведь сам осознаёт хотя бы подсознательно собственное убожество. Но вместо того, чтобы с этим убожеством бороться, – он начинает выдумывать себе невесть что. И выдумывает он себе какое-то бульварное фэнтези про то, что существует, дескать, великий русский (ну, или же украинский, или немецкий, или еврейский, или американский) народ. Он к этому самому народу якобы принадлежит. И это-то как раз его и спасает! Ведь раз он принадлежит к великому народу, – то это значит, что сам этот клерк уже не такой жалкий и унылый. Да, теперь этот обыватель может спокойно жрать и бухать сколько вздумается! Ведь он принадлежит к великому народу, – а это значит,
Ну, а если кто-то начинает нашему клерку задавать лишние вопросы про то, как представитель такого великого народа дошёл до жизни такой, – тот вздыхает и отвечает, что, дескать, мешают всему его великому народу (и ему лично, разумеется) какие-то ужасные враги: американцы, русские, евреи, коммунисты…
Вот и понимаешь, откуда на земле берется шовинизм.
А нам, аристократом, она на что?! У нас поводов для гордости и без того хватает. И нам не нудны все эти дурацкие побасенки про богоизбранный народ и исключительную нацию.
Что такое эта их национальность? Полная дрянь, сущий вздор!
Я – родился в Москве, ты – родился в Магадане. У меня родители – олигархи, у тебя – алкаши. Но мы же родились в одной стране, а значит мы оба – русские!
Вот, что такое эта их национальность!
Всё это так иллюзорно, так надумано, честно говоря…
Эх, всё-таки личные качества гораздо важнее этой мифической национальности! Национальность – это миф, а личные качества они реальные, осязаемые…
Вот поэтому все мы и против национализма. Личные качества стоят выше так называемых национальных особенностей. Влажные мечты о богоизбранном народе оставим унылым мещанам.
Возможно, ты посчитаешь мою речь уж слишком сумбурной и многословной. Возможно, она и впрямь такова.
А ты у нас хочешь некоего краткого и вместе с тем исчерпывающего выражения нашей политической программы. Ведь так, ma claire?
Если так, то я готова дать тебе и такое краткое, но вместе с тем совершенно полное выражение. Оно чрезвычайно просто для понимания и вне всякого сомнения крепко осядет в твоей памяти.
Мы хотим, чтобы Россия раком стояла, а мы её в жопу трахали! Хотя… Да что там Россия! Весь мир!
Да, только это нам и нужно!
Короче, вот такое кратчайшее изложение нашей политической программы.
Тебе нравится, ma ch'erie?!
Ну, если нравится, – то и хорошо! Давайте уже наконец выпьем!
Pour Dieu et le Roi!
Пусть погибнет всякое равенство!
Юлька тяжело вздохнула, залпом выпила вино, а после снова плюхнулась на стул в притворном изнеможении, но весьма радостная. Солнце к этому времени окончательно скрылось за горизонтом, хотя остатки дня ещё виднелись на чуть светлеющем бирюзовой голубизной западном крае московского неба.
Я засобирался домой. Мы попрощались, я накинул себе на плечи лёгкую куртку, обулся в кроссовки и вышел в мрачный подъезд.
Через минуту я оказался на улице.
Сумерки наступали именно так, как они и наступают обычно в такие вот ясные летние дни.
Знаете, когда погода облачная, то тебе кажется, будто тьма обволакивает небо, постепенно поглощает его, а затем наступает ночь. Когда же погода ясная, то небо как будто постепенно тухнет, подобно огромной лампочке.
Пространство над головой было такое же чистое, как и до этого. Правда, теперь из голубого оно стало насыщенно-синим. Только у самого западного горизонта его оттенок был немного более светлым, каким-то бирюзовым.