Теперь я знаю...
Шрифт:
— Откуда такой голословный вывод?
— И вовсе не голословный! — Майка затарахтела — теперь ее не остановишь. — Вы гербарий собираете? Собираете. По книжке смотрите? Смотрите. И вам попадается цветок, а в книжке он не описан. И вы его по-своему называете и сообщаете куда надо. И все вам завидуют, потому что вы открыли новое растение. Здорово, да? И вы на весь мир знаменитый!
Иван Федосеевич то ли фыркнул, то ли закашлялся.
— Понимаешь, — говорит, — открыть что-то новое — слишком большая удача. Тут нужны солидные знания. На случай полагаться не приходится. А насчет знаменитости... Меня
— Лесничий — значит лесом заведующий, да? — спросила Майка.
— Можно и так сказать, — согласился Иван Федосеевич. — Всем лесным хозяйством.
Майка стала смотреть на небо и спрашивает:
— А женщины лесничие бывают?
— Отчего же нет? — говорит Иван Федосеевич. — Ты, к примеру, вполне можешь быть, если закончишь Лесотехнический институт.
Майка ничего больше не сказала. Я-то знаю, она хочет на Марс полететь... А вообще-то лесничим тоже хорошо стать.
Я их разговоры слушал и думал: возьму и выучусь на лесничего. Пойду работать, и мне выпадет удача: я найду цветок, какого никто не видел. И сообщу куда надо. И назову его... Знаю как! Под Москвой растет иван-да-марья. А мой цветок будет иван-да-майя. А то, что это я его открыл, не буду сообщать. Зачем? Пусть Иван Федосеевич да Майка по этому цветку станут знаменитые. А я еще что-нибудь новое открою.
Растения и животные, которые стали редкими или находятся под угрозой исчезновения, записаны в Красной книге. Во всем мире красный цвет означает запрет.
На красных листках книги сказано о растениях и животных, которые могут исчезнуть.
На желтых листках — о растениях и животных, которые стали очень редкими.
На белых листках записаны названия растений и животных, состояние которых внушает ученым опасения.
На зеленых листках рассказано о таких растениях и животных, которые чуть не исчезли, но восстановлены человеком.
Есть еще серые листки, куда записывают малоизученные виды растений и животных. Редкими растениями считаются пихта Камчатская, Крымский эдельвейс, лотос и другие.
Загадки и кроссворды
С Иваном Федосеевичем жизнь пошла совсем по-другому. Нам с Майкой даже в путешествие по Луне расхотелось играть. Он как идет в обход по заповеднику, так заходит за нами. Взрослые всегда с ним отпускают. И получается путешествие по Земле.
Вчера мы ходили за речку. Она — как большой ручей,
Мы идем, а с того берега, издалека, собака лает: «Тху-тху...» Помолчит — и опять: «Тху-тху, тху-тху...»
— Давайте,— говорю, — позовем собаку. Может, она потерялась.
— Это не собака,— говорит Иван Федосеевич. — Это глухая кукушка, ее крик.
Я спросил, почему она глухая. Ушей у нее нету, что ли?
Майка сразу вылезла меня учить.
— У всех, — говорит, — птиц ушей нету.
Надо же, сколько я всяких птиц видел, а про уши не помню. Я стал скорей думать: у курицы уши есть? Нет. У вороны? Тоже нет. У чаек? Нет. И у соловья-красношейки не было ушей, я его хорошо разглядел!
— Получается, — говорю, — все птицы глухие?
— Ну почему же глухие? — затарахтела
Майка. — У птиц уши не как у зверей. У них ушные дырочки под перышками, их не видно.
А у глухой кукушки, — говорю, — разве нет ушных дырочек? Почему она глухая?
Майка посмотрела на Ивана Федосеевича и молчит. Не знает, значит.
— Она, — говорит Иван Федосеевич, — не потому глухая, что не слышит. Голос у нее глухой. Кстати, у некоторых птиц ушные перышки совсем как ушки. Филина никогда не видели? Есть сова, которую из-за ушных перышек так и назвали: ушастая сова. Здесь ее не встретишь, а под Москвой она водится.
Пока мы выясняли про птичьи уши, глухая кукушка перестала «лаять». Зато обыкновенная кукушка начала свой разговор: «ку-ку» да «ку-ку», будто ее ключиком завели. Мы стали считать: сколько она накукует, столько лет нам жить. Так и считали, пока не дошли до речки, а она все «ку-ку, ку-ку, ку-ку...».
На тот берег надо было переходить по бревну, и мы перестали считать. Бревно — как я ростом, если лечь и руки вытянуть над головой. Сверху оно стесанное, чтобы ноги было ставить удобнее.
Майка как шла, так и перебежала, будто это кусок тропинки. А я забоялся.
Тогда Иван Федосеевич нашел длинный и толстый прут. Конец, который потоньше, передал Майке на тот берег. А толстый конец держал сам. И вышло будто одно перило.
— Ты, — кричит Майка, — держись за прут и в воду не смотри! Вперед смотри, на бревно.
Все она знает, эта Майка. Каждый тут учить будет...
Я взялся обеими руками за перила и пошел немножко боком. И вовсе не страшно! Я сначала одну ногу вперед поставлю, потом другую к пей подтяну. Опять эту же ногу чуточку вперед — и другую подтяну.
По земле удобнее ходить: то одна нога вперед, то другая, идешь и не замечаешь, что идешь.
Они крепко держали перило, и я перешел это противное бревно. А за мной — Иван Федосеевич: он упирался толстым концом прута в дно речки и так шел.
Иван Федосеевич сказал, что у нас сегодня событие: мол, Андрюша победил страх. И хотел меня сфотографировать. По я не согласился: страх-то из меня до конца не вышел!
— У меня, — говорю, — вестибулярный аппарат нетренированный. Когда буду, как Майка, бегать через бревно, тогда меня и снимите.
— Выходит, — сказал Иван Федосеевич, — на сегодня Маечка победительница? Становись на бревно!
Майка встала на край бревна, руки раскинула, будто летит, и глаза вытаращила. Я знаю, она хочет на фото красивее выйти.