Теплая птица: Постапокалипсис нашего времени
Шрифт:
— Братья мои, сестры мои, — изменив голос до неузнаваемости, заговорила Серая. — Мы были —одинокие путники, мы брели во мраке сквозь ночь, не видя огней, не чувствуя рядом присутствия друга. Мы мучились, мы погибали порознь, до тех пор, пока в нашу жизнь не вошла вера. Вера в единственного бога —Цоя.
— Цой —жив! — нараспев протянули сектанты.
— По преданию, Цой страдал и умер за нас, недостойных. Теперь мы в вечном неоплатном долгу перед Господом. Мы должны посвятить свою жизнь жреческому служению ему, смирить свое тело, открыв душу. Тот, кто будет верным сыном Цоя, получит награду —вечную жизнь в раю,
Последнюю фразу Серая произнесла срывающимся, и потому —страшным голосом.
— Цой —жив! — как ни в чем ни бывало, отозвались сектанты.
— Во славу Господа, споем молитву!
Неровными голосами цоисты запели:
В небо смотри —видишь там пастуха? То небесный пастух пасет облака, Город стреляет в ночь дробью греха, Но Цой сильней, его власть велика. Тем, кто ложится спать —Спокойного сна. Спокойная ночь. Я ждал это время, и вот это время пришло, Те, кто молчал, перестали молчать. Те, кому нечего ждать, садятся в седло, Их не догнать, уже не догнать. Тем, кто ложится спать —Спокойного сна. Спокойная ночь. Люди так часто навечно ложатся спать, Их Цой принимает, тревожа их сон. Он дарит им новую жизнь и возможность стать, Тем, кто спасен, тем, кто спасен. Тем, кто ложится спать —Спокойного сна. Спокойная ночь 6 .6
Переделанный текст песни «Спокойная ночь» группы «Кино».
Сектанты кончили молитву дружным возгласом: «Цой —жив!».
— Спасибо, братья и сестры, — сказала госпожа. — Спокойная ночь вам всем.
Люди начали разбредаться по углам, укладываться на тряпье. Наконец, у костра остались только я, Марина и Рудольф. Серая все так же сидела в своем кресле, в свете костра ее неподвижное лицо походило на маску.
— Андрей, Марина, — нарушила молчание госпожа. — Нет ли у вас каких —либо вопросов ко мне?
— Никаких, — не задумываясь, ответил я.
Ну вот, начинается —ни одна секта не упустит шанс привлечь новых членов.
— У меня есть к тебе вопрос, — сказала вдруг Марина.
Что-то в ее голосе мне не понравилось…
— Я слушаю.
— Эта молитва, что вы все только что пели, — ведь это не молитва, верно? Ведь это песня, а не молитва?
Чувствуя холодок под сердцем, я увидел, как, ловя каждое слово, привстали со своих постелей цоисты, как напряглось лицо Рудольфа, как вспыхнули его звериные глаза.
— Я не понимаю
— Это песня, а не молитва, — упрямо повторила Марина. — Я точно знаю.
Рудольф медленно приподнялся. Я до боли сжал рукоять пистолета.
— Рудольф, оставь! — прикрикнула госпожа, сверкая глазами. — Ты что-то еще хочешь сказать, женщина?
— Мне кажется, что в изначальной песне нет ни слова про Цоя, там идет речь только о ночи…
Серая вдруг рассмеялась: гадко, наигранно, сквозь зубы.
— Ты оскорбляешь Храм, приютивший тебя, — по-змеиному прошипела она. — Кощунствуя, ты выносишь приговор своей душе.
Откровенно сказать, я готов был согласиться с ней.
— Виктор Цой —не бог, — звенящим голосом сказала Марина. — Он —певец, бывший.
Серая вскрикнула, словно ее ударили хлыстом. Рудольф вскочил на ноги, в руке у него блеснула заточка.
— Убей ее! — в вопле госпожи было столько злобы, что хватило бы на целую стаю тварей в Джунглях.
Рудольф перешагнул через костер. Я встал между ним и Мариной, дрожащей, как осиновый лист. Что тебе стоило держать язык за зубами?
— Назад, Рудольф. Знаешь, что это такое?
Цоист бросил взгляд на пистолет и остановился.
— Убей эту суку! — скрежеща зубами, требовала Серая.
— Заткнись, — прикрикнул я. — А не то, я заткну тебе пасть пулей. Слушайте все! Мы уходим, сейчас, сию минуту. Если кто-то последует за нами, — умрет. Ясно?
Сектанты молча смотрели на меня.
— Рудольф, кинь мне свою заточку… Вот так. Мы уходим.
Я подтолкнул Марину к выходу.
— Спасибо за гостеприимство.
Последняя фраза —совершенно искренняя. Я испытывал нечто вроде стыда за Марину. Люди впустили в свой Храм, чем смогли —накормили, а ты?
Рассвело. Снежная муть уже не мешала отдохнувшим собакам чуять дом, и они бежали рысцой. Я молчал, разглядывая развалины. Оказалось, что они совсем не такие мертвые, как я себе представлял: нет-нет и мелькнет в окне чье-то настороженное лицо. В одном из переулков нам навстречу шли двое, по самые лица закутанные в тряпье. Завидев издали упряжку, бросились бежать и исчезли в одном из домов.
За поворотом показалась река.
— Андрей?
— Да?
— Прости меня.
Марина нервно повела плечами:
— Я повела себя, как дура.
Вот и Пустошь. Упряжка въехала на мост. Река разлеглась внизу —широко и вольно.
— Я рад, что ты это поняла, — сказал я. — Я был бы вынужден убить этого Рудольфа, что мне совсем не улыбается…
Марина засмеялась.
— Ты чего?
— Ничего. Просто вспомнила, каким ты был до встречи со мной.
В ее глазах засверкали веселые огоньки. Я не выдержал и тоже засмеялся.
— И все-таки эта Серая —сумасшедшая, — сквозь смех проговорила девушка.
— Да, но в одном она права —быть одиноким путником мучительно…
Марина поцеловала меня:
— Я рада, что ты это понял.
7. Христо
— Где Вислоух?
Марина сообщила, что пса застрелил мародер. Лицо Снегиря из багрово-красного перекрасилось в белый цвет. Тяжело и больно было смотреть на этого, пышущего здоровьем человека, вдруг ставшего меньше ростом.
— Где это произошло?
Голос его звучал глухо, как со дна колодца.