Тепличный цветок
Шрифт:
– Когда ты проснулся?
– спрашиваю я, избегая любых разговоров о моих старых друзьях.
Он еще даже не сел. Парень все еще лежит под моим зеленым одеялом и простыней, пробегая руками по своим растрепанным темно-каштановым волосам. Слово "привлекательные" не описывает даже сотую долю охуенности его волос. В течение дня они выглядят такими же торчащими, как и сейчас, но парень об этом и так знает.
– Черт, у меня есть вопрос получше, когда ты заснула?
– он смотрит на меня с упреком, прищуривая глаза.
Я
– Хорошие новости в том, что к рассвету я закончила упаковывать вещи.
Он приподнимается и пододвигается немного ближе ко мне. Я напрягаюсь от его близости, напоминающей о том, что он мужчина, и его тело прямо сейчас возвышается над моим. Это неплохое напряжение. Скорее просто чувство настороженности, от которого я всего на секунду задерживаю дыхание. От которого моя голова немного идет кругом, а сердце пускается в странный танец. Мне нравится это.
Опасность этого момента.
– Плохие же новости в том, что меня не волнуют твои вещи и их упаковка, - говорит он грубо.
– Меня волнуешь ты, - он тянется через меня к прикроватной тумбочке, чтобы достать банку с таблетками. Мышцы парня сжимаются, когда он случайно касается моей груди. Мы оба делаем вид, что не заметили это короткое прикосновение, но напряжение возросло еще на несколько градусов, и в воздухе будто повисло предупреждение не пересекать эту невидимую грань.
Дабы хоть немного разрядить обстановку, я встаю с кровати и бросаю в парня декоративной подушкой.
– Тебя волнуют мои вещи. Так как ты думал, что я никогда не закончу их упаковывать.
– Потому что у тебя чертов синдром дефицита внимания и много других вещей, - он наблюдает за мной, путешествуя взглядом по всей длине моих голых ног.
– Присядь на секундочку, Кэллоуэй, - вместо того, чтобы проявить ко мне какие-то знаки симпатии, парень просто начинает читать обратную сторону этикетки на баночке с таблетками, при этом озабочено хмурясь.
Я уже говорила о теории насчет ограничения продолжительности дружбы?
Ну так вот, у каждой теории есть исключение.
Рик - исключение моей теории.
Когда каждый мой друг называл меня практически сексуально-зависимой и медиа-шлюхой, что было подобно кинжалу в сердце, Рик был единственным человеком, который вытянул эти лезвия из моей груди. Он даже пытался защитить меня от окружающих. Он словно мой волк - опасный, очаровательный и заботящийся - но я никогда не смогу приблизиться к нему, боясь, что он укусит меня.
Он - мой последний реальный друг. Но я знаю, что это не совсем верно. Он - единственный настоящий друг, который у меня когда-либо был.
– Каких таких других вещей?
– спрашиваю я, улыбаясь, по-прежнему стоя возле изножья кровати и его лодыжек.
– Гиперреактивность, бесстрашие, сумасшествие, и вероятно, вдобавок ты еще и самая счастливая несчастная девушка, которую я встречал.
Я подпрыгиваю ближе, чтобы толкнуть матрас, но Рик быстро хватает меня за икры ног.
Ну, какой же он мудак.
– Ты уменьшила дозировку, - говорит он.
– Это сделал врач. Он волновался, что я могу быстро пристраститься к Амбиену (снотворный препарат - прим. пер.).
– А ты ему говорила, что не можешь, блядь, без этого уснуть?
– Нет, - признаю я.
– Я была слишком занята, объясняя ему, что не хочу быть зависимой, как моя сестра или твой брат. И врач сказал, что было бы хорошо начать снижение дозировки снотворного, - я убираю прядь моих окрашенных светлых волос за ухо. Они длиною до талии и потому постоянно лезут туда, куда не надо. Прямо как сейчас. Я практически обвита ими.
Чувствую себя словно Рапунцель. Вот только она с ними обходилась довольно грубо.
Рик бросает на меня сердитый взгляд.
– Не спать - это, блин, не решение, Дэйзи.
– У тебя есть предложение получше?
– спрашиваю я серьезно. Я устала и осознаю, что сегодняшний день, как и большинство предыдущих, буду функционировать исключительно за счет энергетических напитков и эндорфинов в виде таблеток для похудания. Ура! Ура!
Он делает глубокий вдох.
– Я не знаю. Прямо сейчас, я правда обеспокоен тем, что ты не спала, и я знаю это потому, что ты не кричала во сне и не пинала меня. Если ты не разбудила меня посреди ночи, то это значит, что все это чертово время ты бодрствовала, - он качает головой, продолжая свою мысль.
– Когда ты в Париже, то обычно делишь комнату с еще одной моделью?
– Нет, - говорю я.
– Нет, я бы не стала, - потому что тогда бы она услышала мои крики, и пришлось бы объяснять, почему мне сняться столь неистовые ночные кошмары. А об этом никто не знает, кроме Рика. Ни мои сестры: Лили и Роуз. Ни муж Роуз. Не жених Лили (он же приходится братом Рику).
Только он. Этот секрет Рик хранит уже полгода. Когда четыре месяца назад я окончила школу, то переехала из дома своих родителей в квартиру в Филли. Все стало немного хуже, чем раньше, так что Рик ночует здесь.
Сначала он спал на диване.
Но я не могла уснуть, а его близость помогала унять внутреннюю тревогу.
Тревога - такое странное слово. Прежде, я никогда и ни о чем не тревожилась. Не на самом деле. До тех пор, пока моя семья не попала под внимание СМИ.
Впервые в жизни, я и правда испугалась.
Я испугалась не акул или аллигаторов, или высоты, или бесшабашных трюков.
Я испугалась людей. Того, что они могут со мной сделать. Или того, что они уже сделали.
Рику отлично известны все мои страхи, потому что я никогда ему не лгала. Два года назад, когда мне было 16, он протянул мне мотоциклетный шлем, предлагая научить водить мой Ducati. Тогда он сказал мне: