Тепличный цветок

Ритчи Криста

– Рик, - говорит она, ее мышцы немного расслабляются после этого оргазма. А затем взгляд Дэйзи опускается к моей эрекции, и она хмурится.

– Переведи дух на секундочку, сладкая, - я поворачиваю ее на коленях, спиной к своей груди, и снова с легкостью проскальзываю в нее членом. Она ахает, наблюдая, как я движусь внутри нее.

Я же посасываю ее шею, приподнимая свои бедра и снова глубоко погружаясь в нее, двигаясь в пульсирующем темпе. Моя руку ласкает ее грудь, а пальцы сжимают затвердевший сосок.

Дэйзи прислоняется ко мне спиной, тянется

и сжимает мои волосы, позволяя, чтобы ее трахнули так, как она заслуживает. С должным вниманием и любовью. Минуты тянутся, и я знаю, что мог бы трахать ее несколько часов. Мог бы довести ее до стольких оргазмов, что девушка не могла бы даже открыть глаза, но я хочу, чтобы она оставалась в ясном уме. Так что когда ее киска снова сжимается вокруг моего члена, я фокусируюсь на теле Дэйзи в моих объятиях, на том, как глубоко нахожусь внутри нее, и на тех тихих звуках, что слетают с ее уст.

Я с силой толкаюсь вверх и кончаю вместе с ней, видя вспышки белого света перед глазами и испытывая долбаное головокружении. Пару раз глубоко вдыхаю и только затем выскальзываю из нее. Я аккуратно укладываю Дэйзи на спальный мешок и ложусь рядом с ней; наши тела наконец расслабляются. Фонарь раскачивается над нами, словно маятник.

Ну, бля, наконец-то.

Ничто и никогда не сравнится с этим.

Она целует меня до того, как успеваю хоть слово сказать. Я улыбаюсь и отвечаю на поцелуй. А затем сжимаю ладонями ее лицо, а мои ноги словно притянутые магнитом, сплетаются с ее.

– Это было лучше, чем шоколад?
– шепчу я.

Она дышит так, будто пробежала марафон, а не спринт.

– Ты из другой лиги.

Я скольжу пальцами по ее щеке.

– Ага?
– улыбаюсь я.
– Ты наконец нашла ту лигу, в которой должна играть, Дэйз.

– И мне в ней нравится, - шепчет она.
– Это лига под названием "лучше шоколада", - она обнимает меня, и я прижимаю губы к ее голове.
– Как долго, думаешь, это продлится?
– ее голос становится серьезен, в нем слышны нотки страха. Сейчас, когда мы переспали, то можем потерять гораздо больше, если кто-то нас застукает.

– Так долго, как будем этого хотеть, - говорю я ей.
– Я буду пиздец как бороться за тебя, Дэйз. Ты просто должна мне позволить, - она не может постоянно тревожиться о том, что заденет чьи-то чувства. В конце концов нам придется расстроить близких, но если они и правда нас любят, если желают нам счастья, то примут это.

– Даже со своим братом?
– шепчет она, а ее глаза начинают смыкаться.

– Даже с ним, - выдыхаю я, наблюдая, как она засыпает. На долго ли, не знаю. Я сажусь и выключаю фонарь. А затем расстегиваю одну сторону палатки, ту, что выходит в сторону леса, и нас затапливает безмятежное лунное свечение. Я ложусь на спину, не закрывая глаз. Пока Дэйзи проваливается в мирный сон.

А я бодрствую и рассказываю ей о том, что у меня есть, когда я рядом с ней и как сильно хочу получить большее.

Однажды все

может измениться.

Так что я продолжаю надеяться, что это однажды наконец-то настанет.

* * *

Проходит около часа, прежде чем она просыпается, не в состоянии больше спать. Дэйзи замечает, что я уже не сплю и перекатывается на меня верхом, снова начиная обводить мою татуировку, соприкасаясь своим пальчиком с темными чернилами под моей кожей. Снаружи палатки доносится слабое пение сверчков.

Палец Дэйзи доходит до выведенной чернилами цепи на моем боку, которая чуть выше обвивает ноги феникса.

– Я - якорь?
– спрашивает она, скользя вдоль тату к моей талии.

Мой взгляд мрачнеет.

– Почему ты так думаешь?

– Ты никогда не говорил мне о значении этого тату, пока набивал ее.

Дэйзи была со мной почти каждый раз, когда я ездил к мастеру, набивая понемногу раз за разом. Она спросила всего пару раз о значении тату. Но получив от меня лишь сердитый взгляд, отстала. Я не думал, что Дэйз сделала свои выводы. Не тогда и несомненно не сейчас.

– Я была для тебя бременем в последние пару лет, - конкретизирует она в ответ на мой мрачный взгляд.
– Я просто подумала...

– Я сам гребаный якорь, - говорю я вдруг.

– Что?
– ее брови хмурятся.

Знаю, теперь мне нужно дать ей полное пояснение. Пока я это делаю, то едва ли могу встретиться с ней взглядом.

– Когда мне было семнадцать, мой отец пришел на одно из моих соревнований по легкой атлетике. Он пытался следить за максимально возможным для него количеством соревнований, в которых я принимал участие.

Я смотрю на верхушку палатки, вспоминая летнюю жару в мае. Джонатана Хейла на трибуне, одетого в костюм и кивающего мне, когда наши взгляды встречались. Он улыбался. Искренне гордился мной.

– Моя мать тоже была там. Но она даже не смотрела в его сторону, - говорю я.
– И когда одна дама наклонилась и спросила отца, из-за кого он был там, я услышал его ответ, - горьковатый вкус наполняет мой рот.
– Он сказал "ради ребенка моего друга. Вон того парня." И указал в мою сторону.

Я помню, как показал ему средний палец, и та гордость испарилась с его глаз.

А меня это больше и не волновало.

Дэйзи кладет руки на мой живот.

– Что случилось?- спрашивает она, продолжая хмурится.

– Я все еще должен был бежать, так что у меня осталось два долбанных варианта. Я мог достичь финишной линии или просто свалить оттуда. Но я решил оставить при себе уродливый след, и прямо когда набрал максимальную скорость на дорожке, то стал замедляться. И затем, я на хрен вообще остановился на половине пути, сделал пару глубоких вдохов и ушел, - даже от воспоминания об этом мое сердце бьется чаще.
– Мой тренер оттянул меня в сторону и кое-что сказал...
– я качаю головой.
– Его слова оставались со мной в течение многих чертовых лет. Они изменили меня.