Тепло оружия

Пратер Ричард Скотт

Бах! Блям!

И патроны они расстреляли, по-видимому, ещё далеко не все.

Я был неприятно поражен их столь неожиданной близостью. А также вполне объяснимо встревожен, чувствуя, что мне, кажется, все-таки прострелили горло. Нет, не горло; скорее всего лишь подбородок. Да, в какой-то момент я почувствовал себя раненным в подбородок.

На самом же деле я просто зачем-то вскинул руки вверх. Почему? Откуда мне знать? Возможно для того, чтобы закрыть ими глаза и не видеть тот ужас, который должен был

вот-вот со мной случиться. А так как камера все ещё была зажата у меня в руках, то она, разумеется, тоже взметнулась вверх, попутно крепко ударяя меня объективом по подбородку.

Но это было всего лишь секундное замешательство. К тому времени, как я опять, стремительно набирая скорость, мчался по тропинке, мне уже было совершенно ясно, что челюсть мне все-таки не отстрелили.

И я снова начал думать о том, что, может быть, все у меня ещё получится.

И эта уверенность крепла.

И все получилось.

Я сидел в своем “кадиллаке”, пытаясь попасть ключом в зажигание. Теперь, когда я всех обманул и перехитрил, включая и самого себя, мне нетерпелось как можно скорее убраться из “Хидден-Вэли”, этого тихого, райского уголка.

Мне даже удалось немного передохнуть, когда тяжело переставляя ноги и спотыкаясь, я свернул с тропинки и почти неосознанно плюхнулся под маленький кустик, ощетинившийся во все стороны длинными, зловещими шипами. Но поспешная пробежка в обратном направлении по тропе, а затем и по дорожке, ведущей назад в сторону отеля — после того, как четверо моих преследователей, находившиеся, очевидно, уже на последнем издыхании, тяжело протопали мимо моего убежища — отняли у меня последние силы, и теперь мою усталось можно было сравнить разве что только с трупным окоченением.

Я не собирался снова показываться в отеле, хоть и был уверен в том, что Флек, Арри, Малютка Фил и четвертый бандит ещё очень долго будут тупо нарезать круги по лесу. Лишь одна Дилли могла бы одержать надо мной верх в честной схватке, но она играла не по правилам.

Поэтому я продолжал шарить дрожащими руками, пока, наконец, не вставл ключ в зажигание, а затем завел машину и уехал, представляя в этот момент огромную опасность не только для самого себя, но и для всех прочих живых существ в округе.

Но, по мере того, как я приближался к дому миссис Холстед, самочувствие мое заметно улучшилось. А если не обращать вниманиея на колющую боль в груди, раскалывающуюся голову, дрожь в ногах и ещё кое-где, то чувствовал я себя просто замечательно.

Потому что все закончилось.

По крайней мере, теперь все стало понятно, картина прояснилась, все части рассыпавшейся мозаики заняли свои места, преступники изобличены, преступление раскрыто. Аналитическая часть, так сказать, подошла к концу.

Оставалась лишь развязка, заключительная часть драмы с финальными сценами,

где требовалось могучее тело и здоровое сердце, сила и выносливость, и темперамент, и удачливость. Это была практическая часть.

Да, думал я, выписывая зигзаги по шоссе, я сделал это.

Но даже теперь я чувствовал себя так, как будто каждый из мускулов моего тела был вспорот и выпотрошен, подобно рыбе на базаре, и если только что совершенное мною было умственной работой, то теперь оставалось лишь гадать о возможных последствиях перехода к активным действиям.

Глава 18

По пути к дому миссис Холстед я позвонил Сэмсону и застал его в разведотделе.

— Ну как, Умник у тебя уже побывал? — поинтересовался я у него.

— Ага. Мы все отправили на проверку и уже получили ответ. Но твой Умник так и не признался мне, откуда у него эти отпечатки; сказал, что он просто посыльный.

— Это я велел ему так отвечать. Что ж, я очень рад, что он справился с поручением.

— Вынужден признаться, что меня это тоже радует. А ты уверен, что это отпечатки именно этого самого Эдварда Уоллса?

— На все сто. — Я велел Умнику проникнуть в дом Уоллсов в Беверли-Хиллс. Но Сэму наверняка было бы неприятно узнать об этом, поэтому ему я ничего говорить не стал.

Он же тем временем продолжал.

— Этот Ванда у нас тоже находится в розыске. А ещё его разыскивает полиция Невады и Аризоны.

— Кого? Ванду?

— Ага. Эдвард Уоллс — не настоящее имя. Возможно, у него имеется ещё с десяток вымышленных имен. Но на самом деле его зовут Кермит Ванда, и он является одним из самых изворотливых мошенников, орудующих на территории западных штатов.

Я улыбнулся.

— Мошенник, значит. Что ж, теперь все ясно. И это просто замечательно, Сэм. С меня коробка сигар. Хороших сигар.

— Терпеть не могу хорошие сигары, — прорычал он в ответ. — Мы выехали по адресу в Беверли-Хиллс, но никого там не застали. Дом под наблюдением.

— Можешь отзывать своих ребят из Беверли-Хиллс, Сэм. Он туда не вернется, во всяком случае, не сейчас. Последний раз я видел его в “Хидден-Вэли-Лодж”. Но и там вы его вряд ли застанете. Кстати, ты тут обмолвился, что он у вас в розыске? Это что, по части отдела убийств?

— Нет, он не наш клиент. Его разыскивают за мошенничество; по “мокрым” делам он явно не специалист.

— Мараться не хочет. Значит, грязную работу перекладывает на других. Например, на головорезов Джимми Вайолета. И в чем же его обвиняют?

— В прошлом году Ванда и его сообщник — вернее, сообщница — “накололи” каких-то пожилых супругов на шестьдесят тысяч. А потом скрылись. Его мы установили, но вычислить женщину не удалось.

— Ее кличка Дилли Пикл, Сэм. Она может быть женой Ванды, а может и нет.