Теплый шоколад на десерт
Шрифт:
— Эй, малыш, — раздался тихий, с сексуальной хрипотцой, голос тетушки.
Подняв голову, Майкл встретился с ней взглядом, прочитав в нем нежность и желание. Она, медленно приближаясь к нему, несла свое тело подобно драгоценной чаше, едва заметно покачиваясь, переступая по мягкому ворсу ковра босыми ногами. Пышные, чуть вьющиеся волосы рассыпались по плечам, достигая поясницы. Белоснежная, в викторианском стиле ночная рубашка, при каждом шаге мягко колыхалась и облепляла ее стройные ноги. Атласные тесемочки, завязанные бантиком, стягивали ткань под горлом и на запястьях, оставляя обнаженными только кисти
Подойдя к дивану, Дзэи, опустила взгляд и замерла в позе кающейся грешницы, давая Майклу возможность насладиться своим внешним видом, и рассмотреть ее в подробностях.
Быстро по военному он стащил с себя уже расстегнутую рубашку, сбросил туфли и избавился от джинсов с трусами, кинув одежду в общую кучу на полу.
Полностью обнаженный вытянулся на диване и протянул руки к Дэзи, положив их на ее бедра, жар кожи проникал сквозь невесомый батист. По телу Майкла прошла волна дрожи, он притянул Дэзи к себе, поцеловал в живот и дотянулся до ее грудей. Он почувствовал, как соски затвердели в его ладонях.
Приподняв подол, она села рядом, затем легла, поцеловала в губы и начала умело ласкать его тело: от шеи до бедер, по внутренней стороне ног рука ее скользнула к его члену, задержалась там, влажная головка уперлась в согнутую домиком ладонь.
Дэзи приподняла голову, придвинулась к плечу Майкла, жадно впиваясь зубами в тугой бицепс, прикусив кожу до крови, и тут же зализала ранки, сглатывая солоноватую жидкость.
— Заждался? — спросила она тяжелым шепотом.
Он покачал головой и отвернулся от нее, дыхание его стало глубоким и шумным. Неожиданно он резко вскочил, подмял Дэзи под себя со звериной жестокостью, схватил за горло и начал трясти ее голову из стороны в сторону.
— Кричи! Сука! Кричи! — прохрипел он. — Кричи, ну же! Представь, что я хочу тебя убить… Ну делай же что-нибудь, черт подери! Блядь, защищайся, дерись, царапайся, кусайся! – Он тяжело со свистом дышал, пот заливал его горящие, обезумевшие глаза, катился крупными каплями по щекам, бедра конвульсивно содрогались, напряженные мышцы перекатывались под липкой, словно смазанной маслом загорелой кожей. — Делай же что-нибудь! — заорал он на нее. — Дерись! Вырывайся! Кричи же… кричи…
Она смотрела на него с сожалением, но без страха, скорее с нежностью, и в то время, как его пальцы смыкались на ее горле, пока, весь залитый потом, он метался на ней, она гладила его влажные волосы и обнимала его ходящую ходуном голову.
Потом она закричала… не в полную сил и, увидев, что в его глазах появился блеск радости, громче… Она отбивалась, дралась, кулаками била его в грудь.
Наконец он вздохнул, прижал ее голову к дивану и, застонав от вожделения, овладел ею, почти бесчувственной, почти умирающей. В этот раз ее помощь не потребовалась. Дэзи была единственной женщиной на земле, с которой он мог совершить почти полноценный половой
Издав нечленораздельный, гортанный звук, он вонзился в Дэзи и, рухнув всем своим весом на нее задергался, изливаясь, и затих, почти не дыша.
Он опустил голову, зарыл лицо между грудей Дэзи и начал рыдать. Она держала его, обхватив руками вздрагивающее тело, и нежно прижимала к себе.
— Мой бедный, любимый, — ласково приговаривала она. — Приезжай почаще и я буду и днем и ночью играть умирающую. Ты должен быть счастлив. Ты не должен убивать.
— Обещаю, — прерывисто прошептал Майкл.
— Из меня течет, как из ведра, — сказала она с блаженным вздохом, — Пойдем в ванную, ты весь потный, примем вместе душ.
Майкл, скатившись с тетушки, лежал на животе, обнимая диванную подушку.
— Ступай, я сейчас приду, — ответил он сдавленным голосом.
Как только зажурчала вода, Майкл медленно поднял голову, проводя ладонью по лбу, выражение его лица страшно преобразилось. Он стал неузнаваемым. Все черты лица словно сместились на миг, правый уголок рта нервно подергивался, обнажая зубы в жестоком оскале. Губы побелели, потом сделались почти лиловыми, словно он выпил цианистого калия. И главное изменились глаза, из которых ушло все человеческое. Они стали похожи на два кусочка льда, беспощадных в своей пустоте.
— Нет! — простонал он, стиснув руками голову.
Он пытался заглушить назойливое пчелиное жужжание, терзавшее его мозг. Избавиться от голоса, звучащего где-то сзади, у затылка, — вкрадчивый, завораживающий, усыпляющий, как тихая музыка.
— Я не чудовище, — твердил Майк упрямо, мотая головой. — Я не чудовище.
Это был не его голос, наверняка не его. Но он был бессилен заглушить этот шепот. Голова сделалась тяжелой, как пушечное ядро. Пространство странно сгустилось вокруг тела, став липким и вязким. Он попытался открыть рот, услышал произнесенные им несколько раз «нет!».
Вскинул голову, оскалился. Он уже давно научился управлять своим состоянием, противостоять «голосу», мог устоять против неодолимой тяги к убийству… «Я не чудовище!»
— Не чудовище? — насмешливо поинтересовался голос.
Перекатился по дивану, свесившись через край. Правая рука Майкла сама собой помимо его воли медленно потянулась к внутреннему карману кожаной куртки. Когда он вытащил наружу стиснутый кулак, пальцы сжимали странный предмет, похожий на кусок черного шелка, он купил сегодня в аэропорту в сувенирной лавке длинный шифоновый шарфик, сам не понимая зачем. Пропустил в ладонях мягкую невесомую ткань и соскользнул на пол…
Из ванной донесся голос Дэзи:
— Что ты копаешься? Ты случайно не заснул?
— Я… — он кашлянул, — Иду!
Встряхнувшись, он встал на ноги. Недавнее возбуждение растаяло, подобно туману под ярким солнцем, оставив после себя только привычную легкую боль в затылке и холодную ярость.
— Я чудовище, — грязно ухмыльнулся, — Ты мне больше не нужна, тетушка. Слишком много знаешь.
Мягким, пружинящим шагом направился к ванной, где Дэзи встретила его радостным смехом, ибо нужно быть поистине ясновидящей, чтобы угадать в улыбающемся красавце свою собственную смерть.